Георгина прибыла в поместье Биндевальда — самое подходящее место для проведения итоговой проверки. Эта земля не только граничила с Герлахом Эренфеста, но и находилась в упадке с тех пор, как предыдущий гиб был заключен в тюрьму за нападение на Розмайн. Поэтому её жители питали глубокую неприязнь к Эренфесту и его герцогской семье — слабость, которой легко было воспользоваться.
Именно во время своего короткого пребывания в поместье гиба Георгина получила ордоннанц от Дитлинды. Казалось, что их планы осуществляются успешно.
— Удалось ли госпоже Дитлинде? — поинтересовалась Зельтир, слуга Георгины.
— Да, — кивнула в ответ Георгина. — Я думала, что нам придётся подождать ещё несколько дней, но госпожа Летиция, видимо, достигла своего предела раньше, чем я ожидала.
Георгина предсказала, что Летиция начнёт паниковать, когда бесследно исчезнет её главная слуга Росвита. Она также догадалась, что девушка обратится к Фердинанду, когда все в её свите потерпят неудачу в поисках. Обратиться за помощью к Георгине или Дитлинде она, конечно, не могла: их фракции враждовали, а сама Летиция почти не общалась со столь далёкими от неё людьми.
«Но, к превеликому сожалению, даже от господина Фердинанда она не получила помощи», — с ухмылкой про себя отметила Георгина.
Фердинанд принадлежал к герцогской семье Эренфеста. Он также приходился сводным братом Георгине, но поскольку к моменту его крещения она уже была выдана замуж в другое герцогство, между ними практически не было никакой связи. С момента его приезда в Аренсбах они обменивались приветствиями, посещали совместные обеды и встречи, но лишь ради сбора информации и соблюдения приличий — едва ли это можно было назвать полноценным общением.
«Тем не менее, его понять гораздо легче, чем Дитлинду или Сильвестра», — продолжила размышления Георгина.
В ходе своих исследований она пришла к выводу, что Фердинанд был человеком, способным в случае необходимости принимать очень хладнокровные решения. Это была их общая черта — просто так ли совпали у них типы мышления, или же это следствие жизни в условиях, когда Вероника отнимала у них всё, что им было дорого, — но именно благодаря этому сходству Георгина решила, что Фердинанд скажет обезумевшей Летиции отказаться от Росвиты. На его месте она сделала бы точно так же.
Георгина также предсказала, что отказ Фердинанда, последнего человека, на которого Летиция могла положиться, доведет её до отчаяния и она воспользуется серебряной трубкой Леонцио под воздействием сладости, заражённой труком. Чтобы уговорить её согласиться с их замыслом, ему достаточно было сказать, что ордоннанцы всё ещё доходят до Росвиты и что Летиция может заручиться помощью своего наставника, воспользовавшись подаренным им устройством. Она бы ни за что не отказалась, зная, что её главная слуга ещё жива.
Главные слуги обычно начинали служить своим подопечным кандидатам в аубы ещё до крещения. Они считались своего рода вторыми матерями, особенно в случае с Летицией, которая переехала в Аренсбах из Древанхеля. Георгина прекрасно понимала, как сильно кандидат в аубы, переехавший в северное здание, зависит от главной слуги: она до сих пор помнила, какой ужас испытала, когда у неё украли её собственную.
— Всё прошло даже проще, чем мы предполагали, — заметил Граозам, потрогав протез левой руки и нахмурив брови. — Должно быть, у госпожи Летиции не очень острый нюх на опасности. Или в этом виновато обучение у господина Фердинанда?
— Скорее всего, её недостатки были вызваны тем, что она была заперта в северном здании, чтобы мы не могли с ней общаться. Имей в виду, изоляция не была её собственным решением — госпожа Летиция не осознала, сколько вокруг неё угроз, она лишь следовала инструкциям. Сколь бы одинокой она себя ни чувствовала, не стоит удивляться тому, что она не была настороже.
— Я думал, что она будет похожа на вас, госпожа Георгина, поскольку ни у одной из вас нет матери, на которую можно положиться, но теперь я вижу, что ошибался. Возможно, я переоценивал её…
Губы Георгины изогнулись в лёгкой усмешке:
— Вам лучше не применять таких общих формулировок. Неразумно сравнивать ту, у которой нет матери, с той, у кого она была, но приносила лишь вред.
Даже сейчас Георгина воспринимала своих родителей как приспешников зла, сыгравших личную и вполне осознанную роль в её несчастье. Она не раз желала им смерти. Её последователи и дворяне, посвятившие имя, были гораздо надежнее.
— Более того, госпожа Летиция была назначена следующим аубом Аренсбаха королевским приказом, — продолжала Георгина. — Её положение было непоколебимым, так с чего же ей замечать окружающую опасность? Не забывай, сколько труда я приложила, чтобы она оставалась в неведении.
Они не принадлежали к одной фракции, но Георгина всегда проявляла к Летиции уважение на светских мероприятиях. Кроме того, Георгина не давала Дитлинде открыто продвигать агрессию к девочке, сподвигая ту на косвенные и неэффективные способы выражения неприязни. Таким образом, в глазах Летиции и её последователей Георгина выглядела относительно безобидной. Пока она не приближалась, считалось, что в повышенной бдительности нет необходимости.
«Открытую ненависть лучше приберечь для того, чтобы нанести завершающий удар», — так мыслила Георгина.
По этой логике Фердинанд был гораздо более опасным противником. Георгина больше года пыталась ослабить его бдительность улыбками и прочими любезностями, но он так и не дал ей шанса. Каждый из них знал, противник воспользуется любой их слабиной.
— Госпожа Летиция слишком близка со своими последователями, — подметила Георгина. — Она просто не способна бросить их при необходимости. Обычная вещь среди опекаемых кандидатов в аубы.
Мысли Георгины обратились к Сильвестру и к тому, как он позволил любви к своей семье отравить его правление. Под вуалью её глаза сузились.
— Господин Фердинанд мертв, а госпожа Летиция отправляется на ланценавский корабль… — размышляла она. — И всё же я никогда не думала, что это произойдёт в зале восполнения основания.
Как правило, в зал восполнения запрещалось приносить лишние вещи, а то, что туда могли попасть только зарегистрированные кандидаты в аубы, стало причиной многих трагедий во время борьбы за герцогское кресло. Георгина ожидала, что беседа Фердинанда и Летиции будет проходить в одной из их комнат.
«Я надеялась, что мы сможем уничтожить и их последователей».
Поскольку серебряная трубка была использована в зале восполнения, Фердинанд оказался единственной жертвой. Экхарт и Юстокс даже не могли войти в кабинет герцога, а потому вполне естественно не были отравлены вместе с ним. К тому же Дитлинда была единственной, кто мог подтвердить и сообщить о случившемся. Как бы ни хотелось Георгине получить информацию от человека, которому можно было бы доверять, других вариантов у неё пока не было.
— Тем не менее, я не должна игнорировать смерть такого способного противника, — заключила она. — Я ожидала, что убийство такого осторожного врага как господин Фердинанд окажется самым трудным делом.
Когда-то этот человек служил помощником Сильвестра и он продолжал общаться с Эренфестом даже после переезда в другое герцогство. Фердинанд занимал выгодную позицию для передачи собранной Аренсбахом информации, что делало его весьма хлопотной фигурой. Кроме того, учась в академии, он каждый год занимал первое место в классе, а сейчас без единого нарекания занимался делами Аренсбаха, несмотря на его катастрофическое положение. Георгина отчаянно хотела избавиться от него, прежде чем сделать свой шаг.
— Остались его последователи, доставляющие немало хлопот, но, тем не менее, перейдём к следующему этапу нашего плана, — подытожила она. — Интересно, успеют ли Экхарт и Юстокс добраться до Сильвестра до того, как основание окажется в моих руках?
— Мы контролируем врата герцогства, так что ни их письма, ни их ордоннанцы не попадут в Эренфест, — хмыкнул Граозам. — Возможно, они могли бы добраться до него на ездовом звере, но путь от замка Аренсбаха до врат займёт два дня. Потом ещё день уйдёт на то, чтобы добраться до замка Эренфеста, и это ещё без учёта того, что наши войска задержат их у врат. Других вариантов у них нет, так как без серебряной ткани им не пройти через барьер. Господин Сильвестр не получит ни толики информации о ваших планах.
Ордоннанцы не могли пересекать границы герцогств. Возможно, последователи пошлют один к вратам герцогства со стороны Аренсбаха, надеясь, что те передадут информацию в Эренфест, но фракция Георгины уже контролировала находящихся там рыцарей. Магическое письмо оказалось бы столь же бесполезным — их всегда проверяли на вратах, что не позволяло отправителям писать что-либо особо важное, и не было никакой гарантии, что рыцарь, которому поручено его рассмотреть, просто не выбросит его, переместиться же в дворянскую академию было нельзя без разрешения ауба. По сути, они могли рассчитывать только на своих ездовых зверей, что давало группе Георгины преимущество.
— Теперь, когда господин Фердинанд исчез, я полагаю, что из герцогской семьи Эренфеста наша главная угроза — это господин Бонифаций… — размышляла Георгина.
— Согласен, — хмуро кивнул Граозам. — Нам нужно будет отвлечь его от замка. Он редко ведёт себя так, как от него ожидают.
Георгина криво улыбнулась в знак согласия: Бонифаций расставлял ловушки так же легко, как дышал, и одно его существование, казалось, разгадывало даже самые хитроумные замыслы. Это было абсолютно лишено логики — каждый раз, когда его спрашивали, как ему удаётся обнаруживать подобные вещи, он отвечал, что следует своим инстинктам. Он был противен таким людям, как Георгина и Граозам, которые продумывали всё до мельчайших деталей, прежде чем довести задуманное до конца. Не говоря уже о том, что он являлся армией из одного человека — лобовое столкновение с ним наверняка закончилось бы катастрофой для его противника. Поэтому они придумали идеальное противодействие.
— Если мы сначала вторгнемся в Илльгнер, — начала Георгина, — то тамошний гиб попросит помощи для пополнения своей небольшой армии. Командир рыцарей Эренфеста должен будет остаться в замке, поэтому мы можем ожидать, что вместо него в бой вступит господин Бонифаций. Затем, после некоторой паузы, мы предпримем скоординированную атаку на Герлах, вынудив ауба Эренфеста разделить рыцарский орден между двумя землями близ границы.
Через день или два после привлечения Бонифация в Илльгнер на юго-западе, Георгина и Граозам должны были вызвать беспорядки в Герлахе на юго-востоке. Учитывая, сколько времени требуется для перемещения между двумя землями на ездовом звере, этого времени было бы более чем достаточно.
— Гибами из бывшего Веркштока довольно легко управлять, — продолжила Георгина. — Мы можем быть уверены, что они прекрасно выступят в Эренфесте.
Гибы правили территориями, настолько лишёнными магической силы, что не могли выращивать собственную пищу. Они искренне заботились о своём народе, и именно это делало их столь лёгкой добычей — неспособность нынешнего зента перекроить границы поставила их в столь тяжёлое положение, что им оставалось лишь сотрудничать с Георгиной.
— И в результате моих усилий у нас теперь есть средства противостояния господину Бонифацию, — сказал Граозам, снова поглаживая протез руки.
— Глубина твоей преданности вызывает у меня гордость, — с улыбкой сказала Георгина. — Давайте вместе добьёмся основания Эренфеста. На этот раз мы не проиграем.
— Благодаря простолюдинам мы знаем, что гибы Эренфеста укрепляют свою оборону. Я полагаю, что их замок и дворянский район защищены так же хорошо. Да направит вас Ангриф.
***
Георгина разослала указания отрядам, которые должны были сопровождать её, затем надела серебряные одежды и плащ, чтобы никто не смог обнаружить её магическую силу. Простолюдины из Биндевальда управляли её и другими каретами, а также повозкой с кожаными мешочками и ящиками, набитыми необходимыми ей магическими инструментами.
В серебряном наряде Георгина прошла через барьер герцогства и въехала в Герлах. Там она пересела в другую карету, которая должна была доставить её в Лейзеганг. Её водителем стал Лауго, страдающий пожиранием, которому Граозам приказал спрятаться среди простолюдинов. Обычно он занимался торговлей растениями, предназначенными для изготовления красителей и лекарств. Используя свои связи, он переправит группу Георгины на лодках в город Эренфест.
Караван прервал свой путь, чтобы переночевать на постоялом дворе и на следующий день продолжить путь в Лейзеганг. Затем диверсионные отряды Георгины были распределены по нескольким торговым судам. Это был незаметный, но медленный способ транспортировки, так как по пути приходилось брать и выгружать грузы.
— Последнее торговое судно должно прибыть к западным воротам через два дня в чётвертый колокол, — пояснил Лауго. — Ваше судно отправится только завтра, но поскольку оно будет следовать прямо в Эренфест, вы можете рассчитывать на прибытие в третий колокол.
Георгина и её слуга Зельтир остались на ночь в Лейзеганге под видом слуг Лауго, а затем, как и планировалось, сели на корабль.
— Вы будете жить в этой комнате вдвоём, — проинформировал Лауго, говоря авторитетно, чтобы не вызвать подозрений окружающих. — Я приду и расскажу вам, когда мы достигнем Эренфеста. До этого времени не разгуливайте нигде.
Комната была узкой, но это было идеальное место для отдыха вдали от посторонних глаз. Никто не догадался, что они дворяне, и Георгина удовлетворённо кивнула своей слуге.
— Это награда от твоего хозяина, — тихо сказала Зельтир и протянула Лауго чёрный магический камень. Должно быть, магическая сила в нём была близка к тому, чтобы выплеснуться, потому что он тут же сжал магический камень и тяжело вздохнул. — Должно быть, с тех пор как назначили нового гиба, у тебя было не так много возможностей ослабить жар внутри себя. Мы обещали тебе только один магический камень, но будь уверен, как только наш корабль прибудет в пункт назначения, мы даруем тебе ещё один. Считай, что это знак признательности за твою дальнейшую службу.
Потеря Граозамом поста гиба и переезд в Аренсбах лишили простолюдинов, страдающих пожиранием, способов высвободить их магическую силу, что практически обрекало их на преждевременную кончину. Однако теперь Лауго предлагали не просто ещё один чёрный магический камень, но и связь, которая принесёт ему пользу в будущем. Ощущение, что его смерть уже не так неизбежна, было непередаваемым, и он в полном благоговении опустился на колени перед сострадательно улыбающимися дворянками.
Георгина беспрекословно приняла этот жест — вполне естественно, что кто-то встал перед ней на колени, — и стала выпроваживать Лауго из комнаты:
— Мы останемся здесь, как и было предложено. Следи за тем чтобы поддерживать наш маленький спектакль.
Когда страдающий пожиранием удалился, двум дворянкам ничего не оставалось делать, как ждать своего назначения. Зельтир, как слуга, старалась обеспечить своей госпоже максимальный комфорт на неудобном судне простолюдинов. У Георгины же не было ничего, кроме свободного времени. Возможно, потому, что она вернулась в Эренфест, воспоминания о прошлом то появлялись, то исчезали, пока она покачивалась на борту лодки.
«У меня нет ни одного хорошего воспоминания об этом герцогстве…»
И сейчас, и в прошлом Георгина чувствовала себя живой только тогда, когда стремилась стать аубом Эренфеста.
***
— Георгина, я хочу, чтобы ты стала следующим аубом Эренфеста.
Первым, самым давним воспоминанием Георгины был разговор с матерью, Вероникой. Эта женщина была строгой родительницей, требующей совершенства во всём, и она ясно дала понять, что не хочет, чтобы её дочь уступила место герцога сыну Бонифация Карстеду, получавшему образование кандидата в аубы. Под её ледяной опекой Георгина в слезах училась читать и писать, повторяла приветствия до неспособности говорить и заучивала этикет, терпя постоянные побои.
— Ты ведь станешь следующим аубом и спасёшь меня, правда? — с грустью в глазах спрашивала мать.
В ответ на это Георгина дала себе зарок работать ещё усерднее, чтобы спасти свою бедную мать от посягательств других дворян.
— Ещё одна девочка… — Вероника застонала, когда родилась младшая сестра Георгины, Констанция. Она даже не пыталась скрыть своего разочарования и сразу же пренебрегла бедной девочкой.
Заботясь о брошенной сестре, Георгина старалась дать ребёнку такое же образование, какое получила сама. Но чем больше она старалась преодолеть разрыв между ними, тем больше он становился. Георгина не понимала тогда, почему, но теперь она знала, что образование кандидата в аубы было слишком суровым для того, кто не надеялся когда-нибудь занять эту должность. Взрослые просто позволили недоразумению угаснуть, не желая, чтобы Георгина поняла, что её собственное образование было слишком строгим.
В любом случае, несмотря на то, что обучение Георгины было суровым и болезненным, она получала поддержку от окружающих. Мать хвалила её за успехи, а в подростковом возрасте Рихарда защищала её, когда Вероника становилась слишком требовательна. Дядя Бёзеванс любил её беззаветно, хотя видеться им удавалось нечасто.
Георгина невинно полагала, что если она опередит Карстеда в борьбе за кресло герцога, то мать подарит ей столь желанное тепло.
Но потом родился Сильвестр.
В мгновение ока Вероника изменилась. Она радовалась тому, что у неё наконец-то появился сын, направляя всю любовь и внимание исключительно на него. Неважно, сколько он плакал и как мало старался — он был на первом месте только потому, что он мальчик.
Георгина была в замешательстве. Весь её мир рушился из-за рождения младшего брата. Она начала переживать, что никакая работа не обеспечит ей того обожания, которого она жаждала, и даже считала изменения в матери ненормальными и отвратительными.
«Эх, если бы Сильвестр никогда не родился», — мечтала Георгина.
Карстед был хорошим соперником для неё: несмотря на преимущество в возрасте и поле, он был внуком предыдущего герцога, а не сыном нынешнего — временным кандидатом, выдвинутым в качестве компенсации за отсутствие у правящего ауба наследника мужского пола. Между ним и Георгиной, фактической дочерью герцога, шла напряжённая борьба.
Георгина в то время ещё не была крещена, поэтому редко общалась с Карстедом лицом к лицу. Однако в лице Рихарды, у них был общий наставник, поэтому информацию о нём было легко получить. Георгина считала победу над ним своей долгосрочной целью — он был для неё соперником, которого она имела шанс победить при достаточном усердии.
Но сын первой жены, Сильвестр, просто своим рождением вытеснил Карстеда из борьбы за герцогское кресло. Георгина видела, как на её глазах кандидат в аубы был низведен до высшего дворянина — вполне естественно, что она боялась, что следующей будет она.
«И это происходит только из-за Сильвестра…» — негодовала Георгина.
Несмотря на тревогу, всё пошло не так, как она опасалась. Веронике было важно привести к власти одного из своих детей, поэтому, избавившись от Карстеда, Георгина в итоге была спасена.
Как и его отец, Сильвестр был болезненным при рождении. Таким образом, после свержения Карстеда некоторые стали опасаться за будущее Эренфеста и подталкивали Георгину к тому, чтобы после крещения она продолжила обучение как кандидата в аубы.
«Так что теперь мой соперник — Сильвестр… Мне нужно будет хорошо учиться.»
Но не успела Георгина принять решение никому не уступать, как у неё украли главную слугу Рихарду. Это произошло ещё до крещения Георгины, во время её переезда в северное крыло. Вероника доверяла Рихарде больше, чем другим слугам, и поэтому перевела её к Сильвестру, своему идеальному следующему аубу.
Главные слуги обычно считались вторыми матерями, но Георгина получала гораздо больше любви от Рихарды, чем от Вероники. То, что у неё украли самую надежную последовательницу именно тогда, когда она собиралась покинуть родителей, отправившись в другое здание, казалось непростительным. Она плакалась матери, что это ужасное предательство, но Веронике было всё равно.
— Ты достаточно здорова, Георгина. А вот Сильвестр ужасно болен. Я не могу оставить его с человеком, которому не доверяю.
Вероника убедила мужа согласиться, и Рихарда официально стала последовательницей Сильвестра. Всё складывалось в пользу мальчика. Всё.
«Я просто хочу, чтобы Сильвестр умер», — впервые у Георгины возникло желание расправиться со своим младшим братом. Именно он был причиной всех неприятных событий в её жизни. Его пол был единственным преимуществом перед ней, но этого оказалось достаточно, чтобы постепенно украсть у нее всё. Неудивительно, что она совсем не чувствовала к нему привязанности.
***
После крещения Георгина переехала в северное здание. Началось её обучение в качестве кандидата в аубы, и она была настолько занята, что появлялась в главном корпусе лишь раз в месяц, чтобы выпить чаю с матерью и отчитаться о проделанной работе.
С каждым визитом Сильвестр становился всё выше и здоровее. Он досаждал слугам своими проделками, его часто ругала Рихарда, но Вероника по-прежнему считала его болезненным ребёнком и не переставала его баловать. Георгина не могла поверить своим глазам, когда увидела, как мать активно препятствует другим наказывать мальчика. Если бы она вела себя подобно нему, её бы обругали и избили.
«Почему Сильвестр вообще должен быть аубом?..»
Он только шалил и дурачился. Даже когда Георгина ругала его и говорила, что надо много работать, он кричал, что вообще не хочет править. Потом он со слезами на глазах прижимался к матери, а она, не стесняясь, критиковала Георгину:
— Не смей портить мотивацию бедного Сильвестра, — требовала она. — мальчик ещё юн. Ему пока не нужно много работать.
Бывало, она даже огрызалась:
— Ты никогда не заботишься о своем младшем брате. Только и делаешь, что жалуешься. В тебе не хватает любви.
Георгина потеряла дар речи. Если всё, что Вероника говорила о Сильвестре, было правдой, то почему она дотошно перечисляла все недостатки бывшего в том же возрасте Карстеда, когда тот ещё был кандидатом в аубы? Каждый раз, когда Георгина подходила к обеденному столу, чтобы пожелать своей матери спокойной ночи, она слышала безжалостную критику в адрес Карстеда.
Во всяком случае, с момента рождения Сильвестра Георгина ни разу не испытывала к нему ничего похожего на любовь. Мать говорила, что в ней её «недостаточно», но на самом деле всё дело было в том, что в ней вообще её не было.
Читайте ранобэ Власть книжного червя на Ranobelib.ru
Каждый раз, когда её ругали, Георгина вынуждена была извиняться перед младшим братом. И когда она это делала, он высовывал язык и корчил противную рожу. Это было выражение избалованного мальчишки, который знал, что вся любовь матери принадлежит ему и что его никогда не пристыдят.
«Не будет ли Эренфесту лучше, если это гнилое дитя умрёт?»
Георгине пришлось задуматься: неужели он такой же кандидат в аубы, как и она сама? Чем больше они общались, тем больше росло её презрение к нему. Единственным утешением для неё было понимание, что их ситуация не может длиться вечно — когда-нибудь её родители поймут, что такой полный дурак никогда не сможет стать аубом.
«Я должна продолжать упорно работать и дождаться этого времени».
И вот Георгина продолжала учиться, работая так увлеченно, как только могла, в надежде, что её тяжкий труд будет замечен всеми.
В конце концов Георгине пришло время поступать в дворянскую академию… И тогда её борьба достигла апогея. Ей вдруг запретили встречаться с дядей Бёзевансом, главой храма — человеком, который любил её больше всех на свете. К тому же Вероника отказалась дать ей желаемых последователей, заявив, что хочет, чтобы они служили Сильвестру.
Столкнувшись с таким ужасным поворотом событий, Георгина едва не потеряла рассудок. У неё украли единственное место, где она могла чувствовать себя в безопасности, и даже не позволили выбрать последователей, которые будут поддерживать её в будущем.
«Почему? Почему Сильвестр просто не умрёт?»
Отношения Георгины с матерью продолжали ухудшаться, но отец понимал, как много она работает. Он понимал, что для того, чтобы стать аубом, ей, как женщине, необходимо взять мужа из герцогской семьи, поэтому устроил её помолвку с кандидатом в аубы из другого герцогства и позаботился о том, чтобы её будущий муж мог войти в Эренфест. Именно поддержка отца позволила Георгине продолжать стремиться к власти, даже когда она то и дело оказывалась загнанной в угол.
Наступил день крещения Сильвестра, и в очередной раз планы Георгины были перевернуты. Крещение проходило во время весеннего праздника, приуроченного к рождению мальчика, поэтому все дворяне герцогства присутствовали при провозглашении Вероникой крещения будущего ауба Эренфеста.
Георгина умоляла своего отца, нынешнего ауба, опровергнуть это заявление: если не принять срочных мер, гибы унесут это недоразумение в свои земли. Утверждение Вероники укоренится, и оспаривать его станет ещё труднее.
В ответ отец Георгины покачал головой.
— Герцогская чета не может делать противоположных заявлений перед дворянами герцогства. Я поговорю с Вероникой наедине, а потом разберусь с дезинформацией.
«Ну, у отца есть репутация, которую нужно поддерживать…»
Репутация герцога была его кровью, поэтому Георгина смирилась с ответом отца и отказалась от борьбы, о чём вскоре пожалела. Дворяне вернулись домой, считая, что Сильвестр действительно станет следующим герцогом герцогства, и в результате в следующем учебном году жених Георгины нанёс сокрушительный удар.
— Мне сказали, что вы больше не претендуете на то, чтобы стать следующим аубом Эренфеста. Это нарушает условия нашей помолвки.
Георгина умоляла родителей спасти её брак и открыть будущему мужу правду о положении Сильвестра. Но вместо этого они решили расторгнуть помолвку.
— Сильвестр гарантированно станет следующим аубом, так зачем твоему жениху отправляться в Эренфест? — с улыбкой спросила Вероника. — Тебе следует подыскать себе партнёра из герцогства более высокого ранга.
— Ты умная и талантливая девушка, Георгина, — добавил её отец. — Я хочу, чтобы ты поддержала Сильвестра, когда он станет следующим аубом. Ему нужен кто-то вроде моего старшего брата, чтобы держать его в узде. Для этого ты можешь даже выйти замуж за высшего дворянина.
Мир вокруг Георгины начал рушиться. Как могли её родители говорить такие жестокие вещи без малейшего намёка на раскаяние? Оглядываясь назад, трудно сказать, как долго она простояла на месте, прежде чем осознала правду — что ей никогда не дадут шанса править, что ей позволили продолжить обучение на курсе кандидатов в аубы только для того, чтобы она могла поддержать Сильвестра, и что дело всей её жизни, по сути, было отброшено и разбито. Но как только всё встало на свои места, её охватили такой гнев и отчаяние, что глаза стали впалыми, а лицо полностью лишилось эмоций.
«Неужели они всерьёз намерены отдать судьбу нашего герцогства в руки дурака, который отказывается работать даже теперь, когда он крещён?.. Как они смогут удержать Эренфест, если его ауб не имеет ни малейших признаков компетентности? Неужели я недостаточно хороша? Неужели моя тяжёлая работа ничего для них не значит? Я получила такое жестокое образование не ради герцогства. Мне казалось, что отец поддерживает меня, но это была лишь иллюзия?»
***
Георгина скрежетала зубами, прекрасно понимая, что если она сейчас начнет кричать на родителей, то никогда не остановится. Она сжимала руки так сильно, что ногти впивались в ладони, и изо всех сил старалась сдержаться, чтобы не достать свой штап и не выпустить всю ярость, бушевавшую в ней.
— Всё было напрасно… — сказала она своим последователям.
— Это неправда, госпожа Георгина. В справедливом мире вы стали бы следующим аубом. Вы работали более чем усердно, чтобы заслужить это. Мы должны подчиниться приказу герцогской четы о становлении господина Сильвестра герцогом, но мы не примем его правления, если решим, что он недостоин вашей поддержки.
Последователи Георгины встали на сторону своей госпожи и предложили ей воспитать из Сильвестра достойного ауба. Конечно, было верно, что она откажется поддержать его в нынешнем состоянии. Начнём с того, что он не хотел трудиться даже после переезда в северное крыло. За ним постоянно бегали его последователи, и не проходило и дня, чтобы по коридорам не раздавались негодующие крики Рихарды.
Таким образом, Георгина решила дать Сильвестру то же самое образование, которое она получила от Вероники. Это оказалось гораздо легче сказать, чем сделать: при каждом удобном случае он выбегал из комнаты, а когда его заставляли сесть за стол, он рыдал и отказывался даже смотреть на свои задачи.
— Я даже не хочу быть следующим аубом! — запротестовал он. — Если тебе так дорога эта роль, сестра, почему бы тебе не править?! Для меня это ничего не значит!
«Тогда сдохни, сопляк».
Наконец что-то внутри Георгины оборвалось. Она хотела только одного — убить своего младшего брата, который, даже не пытаясь, завладел местом ауба, о котором она так мечтала, и отнял у неё абсолютно всё, не заботясь ни о чём на свете.
— Этот мальчик не достоин вашей поддержки, госпожа Георгина, — сказал Граозам, один из её последователей. — На самом деле Эренфест только выиграет от его устранения. Если кто и должен править, так это вы.
— Может быть, это и так, но мои родители приняли решение. Что ещё я могу сделать?
— Вы могли бы разоблачить его невежество перед дворянами герцогства и в то же время похвастаться своей компетентностью. Но сначала вам понадобится надёжная точка опоры и надёжные союзники.
Граозам объяснил, что такое камни имени, и предложил Георгине свой. Вероника потребовала их у многих своих сторонников, заявив, что иначе не сможет им доверять.
— Если ваш честный труд не вознаграждается, давайте поучимся у госпожи Вероники, — продолжил он. — Она вышла замуж за нынешнего герцога и стала первой женой герцогства, укрепила свои позиции с помощью верных, надёжных союзников и начала устранять одного за другим тех, кто ей противостоял.
Вероника не раз упоминала о том, что Лейзеганги с раннего детства презирали её и издевались над ней. Однако если посмотреть на нынешнюю расстановку сил, то у неё была идеальная возможность отомстить.
— Дети и внуки последователей, которых госпожа Габриэла привезла с собой, выходя замуж в Эренфест, вынуждены были посвятить свои имена госпоже Веронике в дворянской академии, — пояснил Граозам. — Я полагаю, что как только в академию поступит господин Сильвестр и приобретёт штап, госпожа Вероника потребует следующее поколение посвятить имена её сыну. Вы должны получить их имена первыми, тем самым заполучив союзников, которые никогда не смогут пойти против вас.
Это была великолепная идея. Георгина, всё ещё не оправившаяся от потери Рихарды, отчаянно нуждалась в последователях, которые могли бы служить ей и которых не мог бы украсть Сильвестр.
— Взять пример с матери, хм?..— произнесла она. — Ни она, ни отец не смогут меня за это отругать.
«Но сначала мне нужно больше узнать о лекарском искусстве».
Так и поступила Георгина. Вернувшись в дворянскую академию, она решила одновременно поступить на курс служащих и курс кандидатов в аубы, намеренно посещая как можно больше занятий по медицине. Затем, по мере накопления опыта, она распространила информацию о глупом поведении Сильвестра среди других дворян, посеяв семена неуверенности в нём, в герцогской чете и даже в будущем Эренфеста.
Параллельно Георгина попросила всех, потомков последователей Габриэлы, посвятить ей своё имя, проявив особый интерес к тем, кто был её ровесником. Расспросив Граозама, она узнала, что некоторые не решались назвать своё имя Веронике, опасаясь её преклонного возраста. Используя это, Георгина смогла уговорить многих служить ей. Помогало и то, что Сильвестр постоянно ставил себя в неловкое положение на светских приёмах.
— Следующим аубом буду я, — заявила оскорблённая девушка. — Этому ребёнку нельзя доверять власть.
***
Георгина продолжила укреплять свою власть за кулисами, пока в один день не получила вызов от своего отца. Он раскритиковал её решение начать переманивать людей, завладевать их именами и за отсутствие поддержки Сильвестра, а затем заявил, что больше не может доверять ей оставаться в Эренфесте в качестве его союзника. С этой целью он приказал ей выйти замуж за ауба Аренсбаха.
— Я не хочу, — запротестовала Георгина. — Почему я должна довольствоваться ролью третьей жены в другом герцогстве?!
— Молчи, — сказала Вероника. — Ты вступаешь в брак в такое большое герцогство, как Аренсбах. Тебе повезло. Благодаря моим договоренностям с нашими родственниками у тебя есть прекрасная возможность войти в его герцогскую семью. Я ожидаю, что ты поблагодаришь меня, если не больше.
«Благодарить?! За что?!»
Сначала семья Георгины пренебрегла огромным трудом, который она приложила, чтобы стать следующим аубом Эренфеста. И вот теперь, когда она наконец-то взяла дело в свои руки, её заставили переехать в другое герцогство и выйти замуж за человека, который был примерно того же возраста, что и её отец. Она будет проводить свои дни в качестве всего лишь третьей жены, существуя только ради ночных развлечений. Как она могла смириться с этим? Большое герцогство или нет, но третьим женам запрещалось вмешиваться в политику, а значит, ни о какой власти не могло быть и речи.
«Я так старалась, чтобы стать следующим аубом Эренфеста».
Но помолвка была делом решённым, отец Георгины уже дал на неё согласие. Эренфест считал её дальнейшее образование в качестве кандидата в аубы активно вредным для герцогства и хотел раз и навсегда пресечь её стремления.
Георгина была настолько подавлена унижением и гневом, что боялась сойти с ума.
***
— Мать. Отец. Я собираюсь жениться на госпоже Флоренции из Фрёбельтака!
На втором курсе дворянской академии у Сильвестра пробудилось восприятие магической силы, и он безумно влюбился в кандидата в аубы, которая была старше его на два года. Это очередная глупость, подумала Георгина. Браки существовали как средство укрепления связей между территориями, а их сестра, Констанция, уже была помолвлена с Фрёбельтаком. Сильвестру не было смысла брать жену из того же герцогства.
— Она — дочь третьей жены, тогда как я — следующий ауб Эренфеста, — продолжал он. — Фрёбельтак не сможет отказаться! Я не женюсь ни на ком, кроме неё!
Первая помолвка Георгины была разрушена её родителями. Она умоляла их передумать, но они всё равно отказали ей. Теперь ей предстояло стать третьей женой человека, который был так же стар, как её отец. Она заявила, что не хочет выходить за него замуж, но её протесты были немедленно пресечены. Разве это справедливо, что Сильвестр может взять жену по своему выбору? Как мог их отец позволить ему вступить в брак, который не принесёт пользы герцогству?
Сильвестр всегда пренебрегал своим герцогским образованием и жаловался, что не хочет править, но теперь он провозгласил себя следующим аубом Эренфеста. Это была бесстыдная, непростительная демонстрация, призванная лишь обеспечить ему то, чего он хотел.
«Время пришло. Сильвестр должен быть остановлен. Интересно, как моя мать устраняла тех, кто пытался ей противостоять?»
Георгину не волновали последствия: её переезд в Аренсбах был уже предрешён. Поэтому она попросила одну из своих слуг подмешать в еду Сильвестра яд — тот самый, который уже не раз использовала её мать.
— Гух!..
Во время ужина Сильвестр выплюнул еду и упал со стула. У родителей расширились глаза от неожиданности. Георгина была удивлена не меньше: ее план сработал, всё было даже проще, чем она ожидала.
— Сильвестр?! — воскликнула Вероника.
Георгине доставляло огромное удовольствие видеть ужас матери. Как могла эта мерзкая женщина так удивляться, если она сама использовала тот же метод для убийства многих своих врагов? На её глазах погибнет самый дорогой сын, повергнув её в глубочайшее отчаяние.
— Нгх… Гках!
Видя, как младший брат сжимает горло и продолжает задыхаться, Георгина почувствовала… восторг. Редко когда она испытывала такие приятные эмоции. Она надеялась ещё немного понаблюдать за его борьбой, прежде чем он в конце концов умрет.
Но отпрыск выжил.
Вероника была слишком ошеломлена, чтобы пошевелиться, но её слуга поспешил вмешаться и спокойно ввёл умирающему Сильвестру противоядие, чем спас его. Упорные труды Георгины в очередной раз оказались напрасными, обрекая её на пустое будущее в другом герцогстве.
День свадьбы Георгины прошёл, и она проводила свои дни в Аренсбахе, просто ожидая смерти. Она подумывала о том, чтобы попытаться захватить власть в своём новом доме, но её так мало интересовало это герцогство, что эта мысль быстро потеряла свою привлекательность. Её время уходило на абсолютно бесполезные дела.
«Хм… Возможно, я могла бы получить некоторое удовольствие от того, что стану первой женой и буду стоять над Сильвестром во время будущих собраний герцогов».
Эта идея пришла Георгине в голову неожиданно, и она тут же начала строить планы по её реализации. В кои-то веки её труды принесли плоды, и она добилась достаточной власти, чтобы заставить Сильвестра встать на колени… Но даже это не принесло ей особого удовлетворения. Только захватив Эренфест, она могла утолить свой голод.
Георгина была в унынии. Её мечта была безнадёжной, думала она… Но тут она получила письма от своего покойного дяди Бёзеванса, бывшего главы храма Эренфеста.
***
— Госпожа Георгина, мы уже подъезжаем, — объявила Зельтир, отвлекая свою госпожу от размышлений. — Что-то случилось?
— О, нет. Я просто подумала, что обязана своему дяде больше, чем могу выразить словами.
Вслед за купцом, выполнявшим роль проводника, Георгина и её слуга сошли с корабля. Из разговоров простолюдинов стало известно, что Бонифаций направляется в Илльгнер. Они также отметили, что солдаты у западных ворот находятся в состоянии повышенной готовности и внимательно проверяют всех, кто пытается пройти через них.
«Значит, замысел Граозама удался», — поняла Георгина.
Бонифаций ещё не вернулся, поэтому можно было предположить, что городские солдаты всё ещё стоят на страже. Георгина решила, что лучше обойти ворота стороной.
— На этом всё, — попрощалась Зельтир с Лауго. — Мы ценим твою службу.
— Могу я узнать, куда вы направляетесь? — ответил купец, нервно переводя взгляд с них на западные ворота.
По сигналу госпожи Зельтир протянул мужчине чёрный магический камень.
— Мы не будем проходить через ворота. Надеюсь, это достаточно хороший ответ для тебя?
Лауго, видимо, понял, что магический камень — это взятка, и ответил лишь кивком, после чего удалился.
Выдавая себя за простых слуг, Георгина и Зельтир смешались с другими слугами, разгружавшими ящики с причаливших кораблей. Любой, кто видел их с багажом, предполагал, что они перевозят груз, поэтому они беспрепятственно скользнули мимо западных ворот.
— Это должно быть то, что нужно, — сообщила слуга, когда они оказались у входа в городскую канализацию. Инфраструктура была выполнена с использованием энтвикельна, как и во всём нижнем городе, и позволяла попасть в храм, не проходя через ворота. Она достала и открыла свиток с изображением схемы туннелей, нарисованный одним из посвятивших имя служащих Георгины.
— Вряд ли им приходило в голову, что я могу прибегнуть к таким средствам… — размышляла Георгина. Ещё один короткий поход, и желанный приз наконец-то окажется в пределах досягаемости.
«Настало время, когда я могу украсть основание этого герцогства и сделать его своим. Наконец-то Эренфест станет моим».
— Я никогда не думала, что этот день настанет… — прошептала Георгина, так обрадовавшись, что её красные губы изогнулись в ухмылке.
Бом… Бом…
Прозвучал третий колокол, вот-вот должна была начаться финальная битва.
