Сегодня мы прихватили с собой котелок и немного золы. По мере того, как темная внешняя кора еще одной тестируемой древесины будет высыхать на солнце, в это время мы будем кипятить светлую внутреннюю кору из тронбэя вместе с пеплом примерно целый звон колокола. Лютц сегодня намного легче идет на ногах, возможно, потому, что он несет легкие для него котелок и немного пепла.
После того, как мы подошли к берегу реки, я поставила корзину, которую несла на своей спине, затем повесила полоски коры на ее края, чтобы они высохли. Пока я это делала, Лютц начал готовить котелок. Он наполнил ее водой, поставил на нашу каменную печь, а потом отправился на поиски дров.
— Слушай внимательно, Мэйн. Ни при каких обстоятельствах не оставляйте этот котелок.
— Да я уже поняла!
Горшок и зола очень важны и их очень трудно достать, поэтому они стоят довольно много денег. Вдобавок ко всему, у нас будут большие проблемы, если кору, которую мы недавно обработали украли. Получается, что даже такой бесполезный человек, как я, может иногда пригодиться, приглядывая за вещами.
В последнее время я все больше и больше пытаюсь что-нибудь собрать, блуждая вокруг все больше и больше, поэтому Лютц ежеминутно вдалбливал мне свою точку зрения.
— Ты говоришь, что ты все поняла, но каждый раз, когда ты видишь что-то интересное, ты сразу же бежишь смотреть на это!
— Я останусь здесь, пока ты не вернешься, так что иди уже!
В начале, приходя в лес, я обычно сражу же ставила свою корзину на землю, потому что она была такой тяжелой. Всякий раз, когда я пыталась оставить ее на спине, когда мы шли дальше в лес, Лютц и Тори злились на меня. В отличие от Японии, кажется, что в этом мире вы никогда не уйдете, оставив вещи без присмотра. По этой причине все дети, которые ходят в лес, всегда носят свои корзины и коробки на спине, и они никогда не собирают больше, чем могут унести.
Лютц очень быстро вернулся с дровами, которые он использовал для разведения костра, после чего сразу же полетел еще их искать. Я периодически меняю положение корзины по мере того, как движется солнце, перемещая кору из тени, чтобы минимизировать ее время высыхания, но все еще следя за горшком.
— Вода все еще не закипела?
— Ну, вот-вот должна, я думаю.
К пузырящемуся котелку я добавила полоски внутренней коры и золы, а затем поняла, что мне нужно чем-то перемешать котелок. Однако у нас ничего подобного не было заготовлено.
Неееет… еще одна вещь, которая, как я думала, нам не понадобится.
Я удрученно упала вниз, внезапно осознавая, насколько не хватает моего воображения, а затем начала искать что-то, что мы могли бы использовать.
— Лютц, не мог бы ты сделать мне пару длинных прямых палочек, примерно такой же длины, которые я могла бы использовать, чтобы размешать котелок? Я думаю, что дерево будет шелушиться и смешиваться, поэтому было бы здорово, если бы мы могли использовать бамбук. Наверное, он где-то есть поблизости, да?
— Палочки из бамбука? Понял.
Лютц умело срубил бамбук и разрезал его на две длинные палочки для меня (п/п: имеются ввиду длинные китайские палочки для готовки). Используя их, я начала мешать кастрюлю. Когда я удивилась, насколько лучше он стал вырезать бамбук, с тех пор, как он сделал все эти бамбуковые полоски, Лютц что-то пробормотал себе.
— …Ты действительно хорошо перемешиваешь с ними.
— ЭМ?! Д-д-да! Они очень удобные, ведь так?
Я выдавила улыбке на лице, прикрывая свою внезапную панику, пока холодный пот стекал по моей спине. В этом мире нет азиатской кухни, поэтому, конечно, у него нет палочек для еды, так же в нем не будет людей, которые могут использовать такие палочки для еды. Вероятно, на этой планете не существует ни одной нормальной маленькой девочки, которая смотрела бы на котелок, который нужно перемешать, и попросила бы кого-нибудь сделать для нее палочки для еды, при этом она умеет правильно держать их в одной руке, а затем размешала бы все, как будто это самая нормальная вещь в мире.
Вау, у Лютца сомнительное выражение лица. Это должно быть просто мое воображение. Только мое воображение. Только мое воображение, да?
Я продолжила перемешивать котелок, внутренне угадывая каждое движение. Было бы очень подозрительно с моей стороны внезапно изменить мою хватку и взять их, как обычные палочки, сразу после того, как он указал на это. Я должен продолжать использовать их так, но мое сердце колотилось прямо у меня в ушах.
Ааааахх, я такая идиотка! Я же не одна думаю, что выгляжу так подозрительно!
Я старалась держать спокойное выражение лица, как могла, пока продолжала помешивать кипящую кору. Через некоторое время, я услышала слабый звон колокола, сигнализирующий, что пришло время действовать дальше.
Пропаренную кору кладем в реку, одновременно смывая с нее золу и давая ей принять солнечную ванну. Чем больше она подвергается воздействию солнца, тем светлее она станет. Однако я не знаю точно, как ведут себя растения этого мира, поэтому мне приходится делать предположения, основанные на том, что я помню еще с Земли.
— Теперь мы оставим все так еще на один день, — сказала я.
— Угу. Понятно, — ответил Лютц.
Чтобы убедиться, что наша бумага станет такой же белой, как мы ее хоти получить, мы оставляем кору в реке еще на целый день. После того, как Лютц закончил мыть кастрюлю, мы по очереди начали собираться.
Мне так же удалось немного снизить общий процент собранных ядовитых грибов. Нужно бы продолжать в том же духе.
На следующий день наша основная задача, связанная с бумагой, — это просто извлечение выбеленную внутренней коры из реки. По сути, мы как обычно занимаемся все тем же собирательством, а по дороге домой, зайдем к реке и заберем кору. Чтобы сделать это, вместо котелка мы позаимствовали ведро из дома и это все, что нам нужно на сегодня.
— Работа будет в основном на складе, начиная с завтрашнего дня, — сказала я.
— Ах, хорошо. Итак, мы должны убедиться, что мы закончили собирать на сегодня.
Я уже закончила с большим количеством вещей, в том числе со съедобными грибами, которые Лютц помог мне выбрать, несколько почти спелых плодов мелии, которые Лютц помог мне выбрать, и немного крэна, из которого я надеюсь сделать варенье. Пока мы работали, я попробовала кое-что для себя. Эти фрукты гораздо более кислые, чем все, что я ела в Японии, но поскольку в этом мире так сильно не хватает сладостей, вам может показаться и это вкусным.
На следующий день, вместо того, чтобы идти в лес, мы сели возле колодца перед нашим складом, чтобы поработать. Я надеюсь, после очищения волокон от примесей, их хватит, чтобы сделать несколько листов бумаги.
Убирая примеси из волокон и поправляя все поврежденные или перепутанные, как нити, участки древесины, все это должно увеличить качество и плотность полученной бумаги. Так как это работа, которую можно сделать сидя, я ее выполняю. Пока я ее делала, Лютц очищал фрукты эдила, дробил его и смешивал мякоть с водой, чтобы получить липкий связующую консистенцию.
-Эй, Мэйн. Такую вязкую массу тебе нужно было?
— …Хмм, думаю да? Поскольку она липкая, думаю, что подойдет, но, честно говоря, я не знаю, какая нам нужна. Попробуй представить, на что она должна быть похожа, когда мы будем ее смешивать с волокнами.
После того, как я закончила удалять весь мусор из волокон, мы начали их выбивать. Используя прямоугольный брус, сделанный из твердой древесины, похожей на дуб, нам нужно отбить кучу коры, пока она не станет мягкой, как хлопок. Для удобного удерживания палки, мы отбелили ее углы с одной стороны, а затем обернули ее там немного тканью, которую мы позаимствовали дома. Затем Лютц начал стучать по коре. Это была работа Лютца. Если бы я попробовала ее, учитывая, как мало у меня сил, все что я бы сделала, это встряла бы на полпути.
В этот раз, просто работая над прототипом, нам действительно не нужно очень много волокон, поэтому все не займет много времени, но, когда мы захотим увеличить количество, похоже, что тут возникнут сложности.
Мы положили взбитые, размягченные волокна в чан, добавили связующий материал, затем добавили немного воды, чтобы мы могли отрегулировать липкость смеси. Обычно, следующий шаг включает в себя использование своего рода большого гребня, называющегося мэйс, для взбития всего этого вместе. Сейчас, работая с таким небольшим количеством, Лютц сделал еще два набора приготовления палочек для еды. Я держу их вместе, как будто собираюсь взбить заварной крем, и начинаю так смешивать волокна.
…Если я правильно помню, когда я делала переработанную бумагу из старой молочной коробки, смесь была примерно такой же…
Поскольку я даже отдаленно не похожа на ремесленника, нет никакого реального смысла регулировать консистенцию смеси, поэтому я стараюсь изо всех сил воссоздать по памяти бумажную суспензию, с которой я тогда работала. Наконец, эту суспензию я выкладываю на бамбуковый коврик в рамке.
— Ааа, наконец-то, та часть, которую я действительно умею делать!
Когда мы делали бумагу в моем классе по домоводству, процесс был прост: мы брали переработанные коробки молока, кипятили их, очищали блестящее полиэтиленовое покрытие, помещали их в электрический миксер, добавляли крахмал для стирки, распределяли все по специальной сетке и позволяли всему высохнуть. Теперь же мы находимся на таком этапе производства васи что мой опыт по домоводству фактически может помочь в: распределении кашицы для высыхания.
Мое время наконец пришло! Ликуй, мой практический опыт!
— Ты действительно знаешь, как это все делать? -спросил Лютц, глядя на меня с очень сомнительным выражением лица, когда я быстро установила рамку.
Ну, конечно, в этом процессе было много расплывчатых моментов, и было много нужных инструментов, о которых я не знала, пока мы действительно не столкнулись с их надобностью, но все эти проблемы были потому, что мне не хватало реального практического опыта.
Хотя я немного сожалею о том, как мало доверия у Лютца ко мне, я все еще стою прямо и смотрела прямо ему в глаза, хотя все мое детское нутро тряслось.
— Предоставьте это мне! – весело сказала я. — Я уже делала это раньше.
— …Когда? – нахмурившись сказал он. — Где?
Неожиданная резкость в его голосе заставило мое сердце замереть.
— Ухх?! … A, a, aaaaa, у девушек есть свои секреты!! Не любопытствуй!!
Ааааааааааах! Я просто идиот! Какая же я ненормальная! О чем я вообще говорю?! Он пялится прямо сейчас! Он просто пялится на меня! Ааааааах! Я только что все разрушила для себя?!
Я отчаянно пытаюсь скрыть ужас в моем сердце за своей приятной улыбкой, пока я перекладывала часть мякоти в рамку. Мои пальцы немного дрожали, пока я работала, но не так сильно, чтобы можно было это заметить. Я переложила немного мякоти в раму, затем встряхнула все, дав кашице растечься по поверхности.
— Почему ты так ее дергаешь?
— О, так? Встряхнув все, можно быть уверенным, что кашица равномерно распределилась, из-за бумага будет одинаковой толщины по всему листу. В зависимости от вида бумаги и ее толщины, мы можем повторять этот шаг несколько раз.
— Хм, ты же делала это раньше, выглядит так что ты много знаешь об этом, да?
Читайте ранобэ Власть книжного червя на Ranobelib.ru
Холодный взгляд Лютца сверлил меня, тщательно изучая каждую мельчайшую деталь моего выражения лица. Что бы я ни сказала, не думаю, что смогу правильно ответить на это замечание. Вместо ответа, я продолжаю спокойно работать, а затем резко меняю тему.
— Эм, эм, Лютц. Я подумала, что мы должны будем изменить количество встряхиваний для каждого листа, чтобы мы могли протестировать различную толщину бумаги, что ты думаешь?
— …Да, разумеется.
Возможно, он подумал, что что-то не так с моей спонтанной сменной темы, потому что его глаза стали еще холоднее, пока он пристально смотрел то на мою работу, то на мое выражение лица. Пока он смотрел, я продолжала равномерно распределять кашицу по раме.
Ааааааххх, думаю, я своими же руками снова все разрушила…
Как только достаточное количество целлюлозы равномерно распределилось, я удалила коврик из-под рамки, затем перенесла такой лист бумаги на полотно.
— Когда будешь переносить бумагу на полотно, нужно убедиться, что между новым листом и другими листами, которые уже сделали, не было пространства, поэтому нужно быть осторожным с выбором места, начиная с первого листа.
— Дай мне попробовать.
Лютц поместил коврик обратно в раму, затем начал сам распределять кашицу. Так как мы сейчас делаем небольшие, размером с открытку листы, не требуется много телодвижений чтобы распространить кашицу равномерно по поверхности циновки. Мы по очереди делаем листы, в основном работая в полной тишине. Хотя я попыталась подготовить достаточно внутренней белой коры, чтобы сделать несколько листов бумаги, к тому времени, как мы закончили, у нас оказался полный десяток листов, показывающих какие оказались мои расчеты.
Ну, слишком много на самом деле тоже не плохо.
— Сегодня мы не сделали очень много листов, но независимо от того, сделали ли мы много или мало, мы оставим бумагу здесь на полотне на целый день, чтобы вода могла стечь с нее.
— А что после этого?
— Затем мы медленно начнем добавлять груз сверху, чтобы выжать из бумаги всю оставшуюся воду. Мы положим каменный груз на нее и оставим в покое на день. Если мы так сделаем, то вся оставшаяся липкость от связующего вещества должна исчезнуть.
— Хм…! Ты разбираешься в своих вещах. Может, ты уже делала так раньше?
Воу, взгляд Лютца пронзительно грубый. Я оказалась полностью беззащитной, ведь так? Мне удалось все самой разрушить, ведь так? Я полнейший и конченый идиот.
Тем не менее, поскольку все, что он сейчас делает, это смотрит на меня своими прищуренными глазами, глубоко задумавшись о чем-то, я не собираюсь ничего говорить, чтобы окончательно похоронить себя. Я уже причинила достаточно вреда, а поскольку я больше не хочу этого делать, я продолжила работать, и без разницы, просто я как будто не хочу тратить время впустую на болтовню.
Если бы я попытался солгать, я бы, вероятнее всего, немедленно все испортила, а так внезапно сказать ему всю правду слишком рискованно. Я уверена, что он скажет еще что-нибудь, как только мы закончим делать бумагу, но я не знаю, что он успел уже узнать или что он на самом деле собирается сказать.
Я же уже думала о том, как бы я могла справиться с ситуацией, на самом деле нет никаких проблем. Я ненавижу боль, я ненавижу пугающие вещи. Если что-то подобное будет выглядеть так, как будто может произойти, то я дам волю лихорадке, которую я удерживаю в своем теле, позволю ей проглотить себя и исчезнуть.
В последнее время я чувствую, что лихорадка стала сильнее, чем раньше, поэтому я уверена, что ее поглощение не займет много времени, как только я выпущу ее.
К сожалению, есть одно большое новое сожаление, которое появилось в моей жизни с тех пор, как я думала об этом в последний раз. Все, что осталось сделать, это только дать бумаге высохнуть. Если мы не сделали ни одной ошибки, я наконец-то смогу сделать бумагу, так что, прежде чем исчезнуть окончательно, я хочу доделать книгу.
Интересно, смогу ли я задержаться достаточно долго, чтобы успеть ее сделать?
Я хочу выиграть себе немного времени. А пока я не закончу книгу, мне нужно придумать, как продлить время.
Пока я размышляла об этом, я продолжила работать отрывистыми движениями.
На следующий день мы тоже мало разговаривали. Мы прошли в лес, положили следующую порцию темной коры в реку, чтобы дать ей впитать влагу, затем пособирали еду. Когда мы вернулись в город, мы заглянули на склад, чтобы положить каменный груз на бумагу. Так как на самом деле мало что осталось делать, ничего не удерживает меня, чтобы я постоянно не смотрела, как Лютц работает. Я очень хорошо понимаю, что он тоже смотрит на меня.
— Эй, ух… — говорит он.
— Хм? В чем дело?
Дрожь пробежала неудержимо через все мое тело, как только Лютц заговорил. Я планировала быть тихой и спокойной, как будто ничего и не случилось, но я не могу заставить себя вести себя так, как думала. Пока я нервно ждала его следующие слова, Лютц яростно царапал свою голову, трепля свои светлые волосы. Он открыл рот, как будто хочет что-то сказать, а потом снова закрыл.
— …Неважно.
— О… хорошо.
Это те семена, которые я сама посеяла, так что я прекрасно понимаю, что больше ничего не могу сделать, но пока все будет продолжаться так, я не смогу найти себе утешения.
На следующий день мы отправились в лес, чтобы снять внешнюю кору с нашего следующего набора материалов, убедившись, что не забыли принести для работы доску в этот раз. В этот раз работа намного сложнее, чем была с тронбэй. Волокна оставались в клочьях, после моего ножа. Так получилось не только из-за моей собственной некомпетентности, хотя кажется, даже Лютцу тяжело. С волокнами тронбэй работать было хорошо, но трудность работы с этим новым материалом заставил меня задаться вопросом, сможем ли мы вообще сделать из него бумагу.
— …Этот материал отличается, с ним намного сложнее, ух.
— Да, действительно так.
Я не могу не вздохнуть, сравнивая эти изодранные волокна с нашими с Лютцем текущими отношениями.
— Мы можем дать внутренней коре высохнуть, прямо в таком виде, так что давай остановимся на данный момент.
— Мм. Эй, хм.…
— В чем дело?
— …Нет, может быть позже. Я скажу тебе, когда мы доделаем бумагу.
Лютц закрыл рот и больше ничего не сказал, а я ему слегка кивнула. Внутри, я уже приготовился к худшему. Лютц заметил, что на самом деле я не Мэйн, и он собирается обвинить меня в этом. В конце концов, с тех пор, как произошла та огромная ошибка, он ни разу не назвал меня “Мэйн”.
Когда мы закончили делать бумагу, интересно, какой будет вопль? Или, может быть, это будет ругань? Благодаря моему гиперактивному воображению, Лютц в моем сознании уже начал кричать все сильнее и сильнее, с все более худшими оскорблениями и злословиями про меня. В моем воображении, мое сердце чувствовало пустоту, и я повесила голову.
Как ты мог все это сказать, Лютц! Ты такой подлый! Даже если ты всего лишь плод моего воображения, ты уже заставляешь меня плакать! Я уже плачу!
На следующий день мы работали на складе. Во-первых, мы развесили внутреннюю кору, над которой работали, вдоль края моей корзины, чтобы она смогла высохнуть на солнце, поставив ее снаружи. Далее подняли каменную груз с бумажного полотна, затем аккуратно отклеили каждый лист бумаги и приклеили их к другой доске.
— Мы действительно должны использовать кисть или что-то такое, чтобы убрать весь воздух из-под этих листов, но я думаю, что забыла заказать и ее тоже. Ну что ж, ну что ж … Они размером с открытку, так что если мы будем осторожны, вероятно, все получится.
— …Вау, ты забываешь слишком много вещей.
Лютц бросил на меня короткий взгляд, но благодаря всем отвратительным злословиям, которые мой воображаемый Лютц постоянно осыпает меня, что-то на таком уровне меня даже не смутило. Я пожала плечами немного, смахнув оскорбления.
— Ну, убедись, что ты тоже ничего не забыл в следующий раз, когда мы все это будем делать. …Так в сторону это. Как только мы дадим им высохнуть на солнце, они все будут готовы. Чем дольше мы позволим им оставаться на солнце, тем более насыщенно белыми они будут.
Лютц вынес доску наружу и прислонил ее к стене, чтобы солнце могло светить на нее. После этого он сполоснул бумажное полотно водой из колодца, а затем поставил его рядом с доской, на которой была бумага, чтобы она также смогла высохнуть.
Яркий блеск белой бумаги, выложенную в линию, для высыхания под совершенно ясным, голубым небом, создал прекрасный контраст. Я вздохнула с удовлетворением, удивляясь, что это та бумага, которую я смогу превратить в книгу.
— Хааах, это бумага! Она действительно превратилась в бумагу. …Это действительно бумага.
— Ну и что теперь…
— Давай дадим посушиться им до вечера. Когда все высохнет, нам будет нужно аккуратно все снять так, чтобы ничего не порвалось, тогда бумага будет полностью закончена.
На этом этапе близким к готовой бумаге, я хочу еще немного отсрочить, столкновение с Лютцем еще немного. Возможно, он прочувствовал это во мне, потому что раздражение внезапно вспыхнуло на его лице.
— Эй, ведь в основном все сделано, да?
— …Ну, да, но…
— Я же говорил тебе, да? Когда мы сделаем бумагу, мне нужно кое-что тебе сказать.
Час моей расплаты близок. Острый свет заблестел в зеленых глазах Лютца, как будто гнев глубоко внутри него процарапывал свой путь к поверхности.
Я сильно прикусила губу, говоря себе, что я останусь стоять на ногах, что бы он мне ни сказал. Крадясь, я повернулась к мертвому лицу Лютца.
