Рихарда почти что бегом покинула комнату. Даже она выглядела болезненно бледной; не было никаких сомнений, что Вильфрид сделал что-то совершенно немыслимое. В комнате повисла тяжелая тишина, и все уставились в пол, нахмурив брови.
Наконец заговорил сам Вильфрид, все еще прижатый к полу Ангеликой.
— Лампрехт! Разве ты не мой рыцарь — страж?! — Воскликнул он. — Что ты стоишь?! Помоги мне!
Лампрехт в отчаянии стиснул зубы, затем медленно покачал головой.
— С осени прошлого года вы перестали убегать и серьезно взялись и за учебу, и за тренировки. Я был искренне горд вас видеть таким, становящимся кем-то достойным, чтобы стать следующим эрцгерцогом. И все же… почему? Зачем вы это сделали? — спросил он за всех, кто служил Вильфриду. Они выглядели печальными, разочарованными и полными невыносимого сожаления.
— Почему и когда вы это сделали? Мы не можем отпустить вас, пока не узнаем.
— Что?! Лампрехт, неужели моя встреча с бабушкой действительно так важна? — спросил Вильфрид, широко раскрыв глаза от недоверия. Оставаясь прижатым к полу, его взгляд пробежался по слугам и все они болезненными выражениями на лицах закивали в ответ.
— …Да.
***
Вскоре Рихарда вернулась с Сильвестром, Карстедтом, Фердинандом и Экхартом, на лицах которых не читалось никаких эмоций. Сильвестр посмотрел на все еще удерживаемого Вильфрида и его мертвецки бледных слуг, затем на Шарлотту и меня. Похоже, наше чаепитие закончилось.
— Крайне подробно и точно расскажите мне что произошло, — попросил он. — Прошу прощения, Розмайн, но мы воспользуемся этой комнатой. Освальд, Позови всех слуг Вильфрида. Экхарт… отведи служанок Розмайн и Шарлотты в комнату Вильфрида и держи их там, пока не закончится этот разговор. Рихарда, ты же останешься с нами.
Под руководством Экхарта слуги свит молча вышли из комнаты. Только моим рыцарям телохранителям было дозволено остаться, и им было поручено нести стражу. Дамуэль и Бригитта встали снаружи перед дверью, а Корнелиус остался внутри с Ангеликой, которая все еще прижимала к полу Вильфрида.
Когда слуги ушли, а Сильвестр выглядел крайне напряженным, Шарлотта казалась невероятно испуганной. Я жестом подозвала ее, и она слегка кивнула, прежде чем скользнуть ко мне. Тем временем Рихарда суетилась вокруг, делая необходимые приготовления, чтобы все могли сесть и поговорить. Я вздохнула, наблюдая, как наше чаепитие превращается в жутко серьезный разговор.
Какая напрасная трата хорошего чаепития.
***
— Прошу прощения.
Как раз когда Рихарда заканчивала свои приготовления, пришла Флоренция, вероятно, занятая до этого какой-то другой работой. Она молча посмотрела на Вильфрида, лежащего на полу, потом на Сильвестра.
— Розмайн, Миледи, вот ваши места. Леди Шарлотта, вот ваше, — сказала Рихарда, подводя нас к креслам вокруг круглого стола.
Фердинанд, Сильвестр и Флоренция сидели в перечисленном порядке: я же — слева от Фердинанда, а Шарлотта – справа от Флоренции. Между мной и Шарлоттой было еще одно кресло, чуть дальше от остальных. Вероятно, оно было приготовлено для Вильфрида, но его все еще держали прижатым к полу.
— Мы прибыли по срочному вызову Освальда. Это ведь сюда нас позвали, верно? — спросил другой слуга Вильфрида, когда все они вошли в комнату. Их глаза расширились при виде прижатого к земле хозяина, и они быстро опустились на колени у стола, нервно сглатывая от того, как серьезно выглядела эрцгерцогская чета. Я чувствовала, как с каждым новым прибывающим человеком усиливается напряжение в воздухе.
Как только Освальд подтвердил, что все в сборе, Сильвестр, все это время внимательно наблюдавший за Вильфридом, перевел взгляд на меня.
— Розмайн, ты не могла бы освободить Вильфрида? Мне нужно с ним поговорить.
Как меня и попросили, я приказала Ангелике отпустить того. Она покорно кивнула и направилась к двери, чтобы продолжить дежурство.
— Вильфрид, сядь, — скомандовал Сильвестр.
Вильфрид медленно встал, кивнул и сел в кресло, которое Рихарда выдвинула для него. Он выглядел раздраженным.
На несколько секунд в комнате снова воцарилась тишина, сопровождаемая покалывающим чувством тревоги. Я крепко сжала кулаки на коленях, и тут заговорил Фердинанд.
— Все, кто участвует в каком-либо событии, смотрят на вещи со своих собственных точек зрения. Прежде чем мы придем к какому-либо суждению, необходимо прояснить что же именно произошло. Знайте, что ложь — это грех.
Сильвестр неторопливо оглядел выстроившихся в шеренгу слуг и рыцарей Вильфрида. Его взгляд остановился на том конце очереди, где стоял на коленях старший помощник Освальд.
— Освальд, прошло уже довольно много времени с тех пор, как я в последний раз получал сообщение о том, что Вильфрид сбегал, чтобы уклониться от выполнения своих обязанностей. Так когда он в последний раз убежал от вас?
— Во время несения нашей службы мы ни разу не теряли из виду Лорда Вильфрида. В течение последнего года он посвятил себя своим обязанностям с замечательным усердием. Все наши донесения были правдой, — ответил Освальд, поднимая голову, чтобы посмотреть Сильвестру в глаза, в то время как его сослуживцы согласно кивали. — На самом деле, мне и самому любопытно. Каким же образом Лорд Вильфрид обманул нас?
— Я никого не обманывал! — сердито крикнул Вильфрид, заставив Сильвестра посмотреть на него, нахмурив брови.
— Если ты никого не обманул и не сделал ничего плохого, Вильфрид, тогда ты можешь открыто рассказать о своих действиях. Когда ты увиделся со своей бабушкой?
— Во время охотничьего турнира, отец, — с готовностью ответил Вильфрид.
Выражение лиц у всех мгновенно изменилось, но я не поняла причины этого. Что здесь было такого поразительного?
— Гм, А что это за охотничий турнир? – спросила я. – Просто я не знаю что это…
— Да, ты не знаешь что это такое, так как в это время, путешествуешь по герцогству, посещая Праздники Урожая, — начал Фердинанд. — Как следует из названия, дворяне собираются на охоту в лесу у замка. Это многолюдный турнир, который проводится перед зимним общением. Лесные звери становится пищей на зиму, те кто добыли их больше всех получают награды, поэтому это самое ожидаемое время года для рыцарей, желающих блеснуть своими навыками и упрочить свое положение.
Это было событие, проводимое одновременно с Праздником Урожая. Оно также служило тому, чтобы пополнить запасы продовольствия в замке перед наступлением зимы. Рыцари, чиновники и служители свит могли все участвовать в турнире, соревнуясь в охоте на фей зверей. Тем временем женщины (за исключением женщин-рыцарей) и дети обсуждают действия охотников, наслаждаясь при этом чаем.
Вероятно, это была та самая охота, которую Сильвестр называл “слишком скучной”, когда переодевался синим жрецом.
— Разве ты не был с Флоренцией во время охотничьего турнира? — спросил Сильвестр.
— Был, но кое-кто из моих друзей из зимней игровой комнаты подошел в середине, и мы ушли играть.
— Мне кажется, ты тогда был с Освальдом. Я велела ему не выпускать тебя из виду, — сказала Флоренция, внимательно разглядывая слугу.
— Пока я был там, ничего необычного не происходило, — ответил Освальд, — и я оставался с ним, пока меня не пришел сменить Линхардт.
Линхардт, которому приходилось почти постоянно передвигаться бегом, чтобы не отстать от Вильфрида и его друзей в какой-то момент споткнулся о них и упал так неудачно, что повредил ноги. Пока Линхардт лечился, за Вильфридом присматривали свитские его друзей.
— Пока Линхардт выздоравливал, мы стали играть в прятки, и тайком, под столами, чтобы взрослые нас не увидели, ушли с чаепития. Пробираясь под одним из столов, мы услышали разговаривающих дворян. Они обсуждали, что бабушку и двоюродного дедушку арестовали из- за Розмайн и Фердинанда.
— Кто это говорил?
— Все, кто там был. Мужчины, женщины — все.
Фердинанд, очень внимательно слушавший рассказ, пробормотал себе под нос:
— Похоже, что ребенок привел его туда намеренно, он совсем не случайно попал на собрание членов бывшей фракции Вероники…
Я опустила глаза, вспоминая, как Рихарда предупреждала меня о том, что родители зачастую действуют через своих детей. Казалось невероятным, что дети должны помнить о политических заговорах, даже играя с друзьями в салочки или прятки. На самом деле я была уверена, что и сама попалась бы на ту же уловку, окажись я на месте Вильфрида. Мне никогда бы не пришло в голову, что все взрослые там могут принадлежать к одной и той же бывшей фракции, и я, вероятно, поверила бы тому, что они говорили, хотя бы потому, что так говорили многие из них.
В каком-нибудь другом мире это я сидела бы сейчас на месте Вильфрида…
Единственная причина, по которой я до сих пор не совершила подобной ошибки, заключалась в том, что большую часть времени я проводила в храме и редко занималась делами замка. Если бы мне нужно было плотно и углубленно учиться жизни в благородном обществе, участвуя в различных мероприятиях как Вильфриду, я бы, конечно, не избежала его судьбы.
— Вильфрид, несмотря на мой приказ не впускать дворян из других герцогств в город, двоюродный дед подтолкнул твою бабушку использовать мою официальную печать без моего разрешения, чтобы разрешить въезд такому дворянину. Она была наказана за подделку официальных документов и неповиновение моим прямым приказам. Я уже объяснял тебе это раньше. Ты что, не слушал меня? — нахмурившись, спросил Сильвестр. Он проверял, доверял ли Вильфрид другим дворянам больше, чем собственному отцу, но Вильфрид в ответ размашисто покачал головой.
— Я выскочил из-под стола и сказал им то, что ты мне рассказал, но… они сказали, что, хотя бабушка действительно совершила преступление, виновата в этом Розмайн. Потом они сказали, что это Фердинанд дергает за веревочки из тени. Мне сказали, что Розмайн и Фердинанд пытаются захватить власть над Эренфестом…
С таким количеством незнакомых дворян, толпящихся вокруг него, я могла понять, почему Вильфрид растерялся. Он, вероятно, запротестовал бы, если бы они назвали Сильвестра лжецом, но вместо этого они подтвердили слова его отца, немного «разъяснив» как все это произошло. Эти их слова, без сомнения, поразили его разум, и он даже не задумался, были ли они правдой или нет.
Еще больше осложняло дело то, что не все, сказанное этими дворянами, было неправдой: справедливо было бы сказать, что Вероника нарушила закон именно из-за меня, поскольку ее намерением было продать меня графу Биндевальду, и не особо то оспоришь утверждение, что Фердинанд дергал за ниточки в тени, так как он давно работал над устранением Главы храма. С точки зрения Безеванста, он намеревался совершить один незначительный проступок, но Фердинанд обнародовал огромный список преступлений, настолько мелких, что даже сам Безеванст забыл о них. Так что выходило, что Фердинанд и вправду заманил того в ловушку.
— Потом один из них сказал, что я могу сам поговорить с бабушкой и спросить ее, кто прав, — продолжил Вильфрид.
Сильвестр с силой зажмурился. Заговор был довольно хитрым, если вы спросите меня: Вильфрид, по сути, с самого рождения воспитывался бабушкой, поэтому конечно же, он будет любить ее больше и считать ее более заслуживающей доверия, чем его настоящая мать, которой только недавно была предоставлена возможность регулярно общаться с ним. Вероника пользовалась его безоговорочным доверием, и вполне логично, что в подобной ситуации он был бы рад услышать ее мнение.
— Один из мужчин сказал, что бабушка заточена в башне из айвори, и когда я спросил, где она, женщина объяснила нам дорогу и предложила пойти и увидеть её. Ну мы туда и отправились, я просто хотел увидеть, всё ли так как они говорят.
Вильфрид и его друзья по учебе и играм последовали в указанном направлении, в разговорах между собой обсуждая, действительно ли башня находилась там где как сказали она должна быть. И в конце концов они действительно нашли её.
Человек у входа в башню сообщил им, что только эрцгерцог и его дети могут открыть дверь, чтобы войти внутрь. Все остальные попытались открыть дверь, но безуспешно, а потом с надеждой посмотрели на Вильфрида. В конце концов он открыл ее, просто из любопытства.
Читайте ранобэ Власть книжного червя на Ranobelib.ru
— Никто, кроме меня, не мог открыть дверь. Она открылась для меня в тот же миг, как я прикоснулся к ней.
— Ничего удивительного. Итак, ты вошел в башню? Кто-нибудь еще зашел вместе с тобой? – безжизненным голосом спросил Сильвестр, похоже лишившийся всех сил. Он спрашивал это только ради уточнения: все знали, что Вильфрид зашел в башню, иначе он не стал бы говорить, что бабушка рассказала ему «правду».
— Я вошел один; они сказали, что никто другой не может войти, точно так же, как никто другой не может открыть дверь. Бабушка действительно была в башне. И она мне все рассказала. Всю правду, — сказал Вильфрид, свирепо глядя на нас с Фердинандом. — Бабушка заперта в башне и страдает, и все это из-за Розмайн и Фердинанда.
Флоренция крепко зажмурилась, на ее лице застыло страдальческое выражение.
— Отец, пожалуйста, — продолжал Вильфрид. — Ты должен освободить бабу…
— Молчать! Не заканчивай эту фразу! — закричал Сильвестр, с размаху ударив кулаком по столу, – Возражение против моего решения — не что иное, как измена эрцгерцогу!
Глаза Вильфрида расширились от того, как яростно его прервали.
— Отец…?
— Тот, кто обвинил твою бабушку и приговорил ее к тюремному заключению – это Я. Не Розмайн. Совсем не Фердинанд. Я. Ауб Эренфест.
Вильфрид потрясенно отшатнулся, он ведь столько времени повторял слова своей бабушки, обвиняя Фердинанда и меня. Все выглядело так, будто он знал, что она была заключена в тюрьму за совершение преступления, но не знал, что его отец сам осудил ее. Он, вероятно, думал, что мы с Фердинандом сделали это сами, учитывая, что она обвиняла нас.
— Ты хочешь присоединиться к мятежной фракции, выступающей против меня и твоей матери Флоренции? — спросил Сильвестр с суровым выражением на лице.
Вильфрид поспешно замотал головой из стороны в сторону, на его лице отразилась тревога.
— Но именно это и происходит, когда ты защищаешь свою бабушку и выступаешь против моего решения. Ты должен внимательно следить за своими словами. Сколько раз я говорил тебе следить за тем, что ты говоришь?
— Но… — Вильфрид замолчал, глядя на нас с Фердинандом и разочарованно кусая губы.
В этот момент Флоренция поднялась со стула, подошла к Вильфриду, и с грустной улыбкой погладила его по щеке.
— Тебе сказали то, что твоя бабушка, леди Вероника считает правдой, но в этом мире нет единой правды на всех. Как сказал Фердинанд, у каждого своя точка зрения на происходящее. Но насколько я знаю, жертвой в произошедшем была Розмайн, а не Леди Вероника, которая строила заговоры и творила немирье в герцогстве.
— Что ты говоришь, Матушка?! — Недоверчиво воскликнул Вильфрид, тряся головой, словно пытаясь выбросить ее слова из головы.
Флоренсия обняла его, голос её дрожал.
— Леди Вероника украла тебя у меня сразу после твоего рождения. Мне не разрешалось ни прикасаться к тебе, ни даже обнимать. А теперь, не удовлетворившись этим, она подтолкнула тебя к совершению столь тяжкого преступления. Вот моя правда, с моей точки зрения.
Вильфрид застыл, удивленно моргая, глядя на Флоренцию, которая была на грани слез.
— Я совершил преступление….? — спросил он.
— Да, — ответил Сильвестр. — Это башня для заключения в тюрьму членов семьи эрцгерцогов, совершивших непростительные преступления. Те, кто входит в неё без моего разрешения как Ауба, считаются предателями, либо замышляющими восстание, либо пытающимися освободить заключенных внутри.
— Что…? Никто там ничего такого не говорил… – слабым голосом проговорил побледневший Вильфрид, когда понял, в каком ужасном положении он оказался. Кровь отхлынула и от моего лица; я и не подозревала, что Вероника заточена в таком месте. Я полагала, что она просто удерживается в каком-то особняке, и разговор с ней не такое уж серьезное преступление.
— Те, кто привел тебя к башне, заранее сговорились сделать это, но тем, кто совершил преступление, был ты, — объяснила Флоренция, — Просто передав слухи и сообщив тебе местоположение башни, дворяне не совершили никакого преступления.
Они только и делали, что отвечали на вопросы, которые им задавали.
Все, что они делали, это играли с Вильфридом, присоединившись к нему в его игре – походе через лес.
И когда они обнаружили, что башня действительно там, все, что они сделали, это попросили его открыть дверь. Ничего этого не случилось бы, если бы Вильфрид не вошел внутрь. Они не заставляли его войти, да и сами не вошли.
— Из всех причастных, только тебя, Вильфрид, можно обвинить в преступлении. И если тебя признают виновным в соучастии в побеге крупного преступника, заключенного в тюрьму эрцгерцогом, ты не только будешь лишен наследства… тебя снова заберут у меня, хотя мы только-только наконец стали близки… — прошептала Флоренция, и из ее глаз потекли слезы.
Я посмотрела на Сильвестра. Было ясно, что он отчаянно пытается придумать способ помочь сыну, но Вильфрид сам признался в своем проступке. Его будет нелегко защитить.
— Боги… Какая головная боль. Разве не поэтому я сказал что лучше лишить его наследства чем раньше тем лучше? — сухо сказал Фердинанд.
Вильфрид вздрогнул от этого замечания.
— Но, но… ведь Розмайн придумала заговор…
Фердинанд перестал писать и поднял глаза.
— Правд столько же, сколько и людей. Розмайн, расскажи Вилфриду свою правду. Ты многое потеряла из-за его бабушки, не так ли?
Он ахнул и посмотрел в мою сторону.
— Правда, Розмайн? Нет… Нет, это же Розмайн все подстроила…
— А мне помнится все несколько иначе, Вильфрид.
Хотя я не совсем понимала, о чем думает Фердинанд, я все же рассказала Вилтфриду свою фальшивую историю. Я объяснила, что я была тайно воспитана в храме; что бывший верховный епископ принял меня за простолюдинку, и начал распространять ложные слухи среди знати; что он попросил свою старшую сестру Веронику пропустить иностранного аристократа в Эренфест с намерением продать меня ему; что мои рыцари и слуги пострадали, защищая меня; и, наконец, что я была удочерена Сильвестром, чтобы обеспечить мне безопасность от иностранных дворян, которые стремились наложить руки на мою ману.
Вильфрид был явно потрясен. Он знал, что его бабушка совершила преступление, но на самом деле не знал, какое отношение я имею ко всему этому.
— Т-так что же ты тогда потеряла, Розмайн? – Заикаясь спросил он.
«Семью», мысленно ответила я, опустив глаза.
— Я потеряла свою свободу, Вильфрид. До этого я делала книги с людьми из нижнего города. Но теперь я не могу посещать нижний город и свободно разговаривать с простолюдинами. Я также должна была получить строгое воспитание, чтобы не опозорить семью эрцгерцога. Сразу после крещения я была назначена главой храма, чтобы восполнить недостаток маны. Ты ведь понимаешь, как это утомительно?
— Но… бабушка говорила совсем другое… — пробормотал Вильфрид, закусив губу и глядя в пол. Ведь в душе он был честным и искренним мальчиком. Несмотря на то, что он снова и снова повторял, что я злая заговорщица, он действительно выслушал меня и пытался понять ситуацию.
Флоренция печально наблюдала за происходящим, нежно поглаживая волосы сына.
— Розмайн очень пострадала из-за преступления, совершенного Леди Вероникой. Неужели даже сейчас ты готов продолжать утверждать, что бабушка ни в чем не виновата? Розмайн сделала все, что могла, чтобы помочь тебе, когда ты рисковал лишиться права наследования, не так ли? Разве это не твоя правда?
Вильфрид снова ахнул и посмотрел на меня.
— Прости меня, Розмайн. Я, э,… Какой же я дурак! Ты так много сделала для меня, а я просто…
Его лицо покраснело от стыда прямо у меня на глазах.
— Все в порядке. Я не особенно люблю Леди Веронику, учитывая преступление, которое она совершила по просьбе Безеванста, но я никогда не встречалась с ней раньше, по правде говоря, только недавно я узнала её имя. Но для тебя она – драгоценный и любимый член семьи. Вполне естественно, что ты будешь доверять ей больше, чем мне.
Если бы мне пришлось выбирать между доверием Вильфрида и Тули, я бы без раздумий выбрала Тули. Я бы упрямо поддерживала свою семью, что бы там мне ни говорили, отказываясь слушать других или пересматривать свои убеждения, как это делал сейчас Вильфрид. Его искренность была поистине впечатляющей.
— И все же ты поверил своей бабушке, оскорбил Розмайн и вошёл в запретную башню, — пренебрежительным голосом произнес Фердинанд. — Надеюсь, ты готов принять наказание.
— Подходящим наказанием было бы лишить тебя наследства и отправить в храм или запереть в башне вместе с твоей бабушкой.
Флоренция говорила в основном то же самое, но, хотя она говорила как мать, обеспокоенная будущим своего сына, голос Фердинанда был холоден и лишен эмоций.
— Сильвестр, Вильфрида обвинят в преступлении? — спросила я, — Его явно обманом заставили сделать это, и хотя он вошел в башню, он не сделал ничего плохого, пока был внутри.
Сильвестр не ответил, вместо этого бросив взгляд на Фердинанда. Хотя он лично очень не хотел обвинять своего сына в преступлении, у него не было бы выбора, если бы на него начали давить извне. Ему нужно было убедить Фердинанда, прежде чем делать что-то еще, и я была готова сделать все, что в моих силах, чтобы помочь ему в этом.
— Вильфрид стал жертвой ловушки, — продолжила я. — Будь я на месте Вильфрида, я, возможно, сделала бы то же самое. Потому что, я имею в виду… Леди Вероника — его любимая бабушка. Его семья…
Я знала, что аргумент “я могла бы сделать то же самое” был весьма глупым оправданием, но я не думала, что было правильно наказывать его за это. Мои чувства к собственной семье делали меня столь же уязвимой.
Фердинанд недовольно поморщился.
— Ты и вправду слишком снисходительна, — пробормотал он, сдвинув брови, прежде чем посмотреть на Вильфрида. — Теперь ты узнал три разные правды: бабушкину, бывшей первой жены эрцгерцога; своего отца, Ауба Эренфеста; и правду Розмайн. Я хочу знать, что ты сейчас думаешь и чувствуешь, обладая этим знанием.
Вильфрид слегка опустил глаза, положил руку на подбородок и собрался с мыслями под пристальным взглядом Фердинанда. Затем, немного подумав, он медленно поднял голову и посмотрел Фердинанду прямо в глаза.
