— Лорд Карстедт, к вам прибыл с визитом Лорд Фердинанд.
Как только он получил это уведомление от слуги, Карстедт тут же направился в малый кабинет. Там он нашел свою первую жену Эльвиру и своего старшего сына Экхарда, ведущих дружеский разговор с их гостем. Карстедт не смог сдержать довольной улыбки, видя, насколько почтительны они были по отношению к своему собеседнику. Очень мало кто из знати по-прежнему восхищались Фердинандом после того как он был отослан в Храм, и было приятно видеть что его семья среди этих немногих.
— Лорд Фердинанд, — произнес Карстедт, и тот развернулся в его сторону. После того как они обменялись приветствиями и присели, слуги стали накрывать на стол.
— Мне ненавистно прерывать ваше общение, но мне и лорду Фердинанду надо провести приватный разговор.
В ответ Карстедт получил только полные недовольства взгляды от Эльвиры и Экхарда, и эти двое так и остались на месте, словно и не слышали его. Когда же Ферденанд повел рукой и произнес:
— Это крайне конфиденциально, — эти двое тут же встали и покинули кабинет. Их почтительное отношение к Фердинанду, к которому они относились с явно намного большим уважением, чем к нему самому, очень расстроило бы Карстедта, если бы он давно не привык к подобному.
Как только на столе было расставлены еда и вино, слуги так же покинули кабинет, оставив в комнате только Карстедта и Фердинанда. Только после того как двери комнаты были плотно притворены ушедшими слугами, Карстедт позволил себе расслабится, перейдя на неформальный тон, каким он всегда общался со своим старым другом наедине.
— Фердинанд, извини за то что пришлось ехать ко мне, вместо замка, но после последних событий, в тамошней обстановке лучше не проводить таких встреч.
Карстедт поднял бокал из серебренного стекла и отпил из него, показывая что содержимое не отравлено, и затем жестом предложил Фердинанду присоединится. Тот не медля поднес бокал к своим губам и отпил глоток. Уголки его губ одобрительно изогнулись, показывая что вино пришлось ему по вкусу.
— Могу себе представить. Мать Шикзы поднимает шум где только может, жалуясь всем кто только согласен ее выслушать, верно? Верховный епископ тоже не молчит, впав в какую то самую настоящую истерику из за этого случая. — Фердинанд, как обычно был прав, не оставив Карстедту иного как с горькой ухмылкой на губах, согласно кивнуть головой. Десять дней назад, проводя рутинное уничтожение очередного насосавшегося манны тромбэ, Карстедт — капитан рыцарей — назначил Шикзу и Дамуэля охранять ученицу жрицы в синем. Эти двое обладали намного меньшим запасом манны чем другие рыцари и никто из них до этого не участвовал в уничтожении тромбэ. Именно эти причины побудили Карстедта посчитать что от этих двоих будет больше пользы при охране сопровождающих из храма.
И тем не менее, именно эти охранники ранили одну из тех кого должны были защищать и оказались ответственны за появление второго тромбэ, произошедшее трудно было назвать иначе чем полнейшим провалом. И именно из за этого, эти двое сейчас находились под домашним арестом в казармах рыцарей, пока им не будет вынесен окончательный приговор. Шикза, тем не менее, умудрился связаться со своей семьей в надежде уменьшить грозящее ему наказание, и его мать принялась просить о помощи всех кто был облачен властью и согласен выслушать ее мольбы.
— Как говорят, она даже осмелилась плакать в присутствии леди Вероники, так что, позволь я сам верну инструмент вместо тебя, — произнес Карстедт, указав на шкатулку с магическим инструментом которую принес с собой Фердинанд.
— И вправду, так и следует сделать, благодарю тебя за совет и помощь. Если встречи с ней можно избежать, поступив таким образом, то так тому и быть.
Шкатулка, открыть которую мог только Эрцгерцог или тот кому он дал на это личное разрешение, содержала в себе магический инструмент позволявший заглянуть в память другого человека. Он был передан на время Фердинанду что бы он смог принять решение, чем окажется для Эхренфеста некая простолюдинка ставшая носительницей синей рясы, что при проведении ритуала Исцеления показала что обладает неимоверным запасом манны — потенциальной угрозой, или же шансом на лучшее.
У этой ученицы храмовой жрицы были волосы цвета ночного неба, как будто она получила благословение бога Тьмы еще при рождении, а ее милое личико украшали двое больших глаз цвета золота. Но что привлекло больше всего внимания так это величина её тела, столь маленькое и неразвитое, что было трудно поверить что ей достаточно лет что бы пройти церемонию крещения.
Но как будто в противоположность своему совершенно детскому виду, она почти что взорвалась таким объемом маны, что просто уму непостижимо. Она не выказала даже намека на утомление после того как наполнила иссушенную землю, и с одного взгляда сразу же было ясно, что у неё во много, много, много раз больше манны чем у Шикзы, который обладал запасом манны более приличествующим кому то из низшей знати, хотя он сам принадлежал к средней, и которому разрешили покинуть храм только потому что страна испытывала недостаток маны.
Это и близко не было к тому объему манны которым обладает обычная ученица жрицы храма. А каков будет ее объем манны, когда она подрастет, и станет совершеннолетней?
Сам Карстедт никогда не проводил ритуал Исцеления, не брал он в руки и божественных артефактов, так что ему было трудно судить сколько манны былоу этой ученицы жрицы. Но ее объем был достаточно огромен что бы Фердинанд немедленно подал прошение эрцгерцогу, в котором просил разрешения выяснить, является ли она угрозой для страны, и Эрцгерцог ответил согласием на прошение, позволив использовать для этого инструмент для просмотра воспоминаний.
-…Ну, и как все прошло? — Спросил Карстедт, беря в руки шкатулку.
Фердинанд, очень редко демонстрировавший подобную откровенность, не скрывая гримасы, устало потер виски:
— В её мыслях нет и следа злобного умысла или обмана. Её разум занят только книгами можно сказать, что даже сявным избытком.
Все это он произнес с явно недовольным и раздраженным выражением лица, но Карстедт уловил во всем этом нечто необычное. Впервые со смерти его отца, когда он произнес эти слова «Я устал сопротивляться давлению окружающих меня людей. Меня больше не заботит что произойдет с миром», и отказавшись от всего и вся, и с мертвецки неподвижным лицом вступил в ряды священнослужителей, Фердинанд снова был энергичен и открыто выражал свои чувства.
— По правде говоря, — продолжил Фердинанд, — Мэйн обладает воспоминаниями аристократки из высшей знати, жившей в другом мире. Несмотря на её здешний возраст, в её воспоминаниях она взрослая женщина.
— Эээ? Будь добр, повтори еще раз, что ты сейчас сказал.
Сообщенный Фердинандом результат проверки Мэйн, настолько выходил за рамки ожидаемого Карстедом, что тот подумал что ему просто послышалось. Поэтому то он тут же попросил Фердинанда повторить сказанное, и тот так и сделал. Карстедт не верил в ошибку, так как инструмент был создан специально что бы избежать таковых, но все равно, результат был таков, что верилось в него с огромным трудом.
— Я, ух…Я не знаю что даже сказать. Это просто абсурд какой то. — Вот и все что Карстедт умудрился выжать из себя в качестве ответа, и Фердинанд понимающе кивнул.
Читайте ранобэ Власть книжного червя на Ranobelib.ru
— Яи сам думаю что это просто абсурдно, и это при том что я видел этот мир вее воспоминаниях. Сомневаюсь, что в это многие поверят, но такова истина. Экстраординарные достижения Моэйн, как и её поведение это все результат ее проживания в нижнем городе, обладая памятью и жизни в другом мире. Тем не менее, она не злоумышляет против города. Если мы правильно используем её память на пользу Эхренфесту, это обернется огромным благом для нас всех. Но так как ее волнуют только книги, необходимо, что бы ее окружение постоянно направляло ее деятельность в полезную для окружающих сферу.
Что сильнее всего заинтересовало Карстедта, не невероятная история о том что Мэйн проживала в другом мире, чему он все еще не мог поверить, но то насколько разговорчивей стал Фердинанд. Несмотря на насильную синхронизацию с иным разумом ради просмотра чужих воспоминаний, он вовсе не казался недовольным.
— Я вижу, что она тебе весьма глянулась.
— О ком ты говоришь?
— Естественно, о ком как не ученице храмовой жрицы в синем, по имени Мэйн.
Карстедт отлично понимал важность ученицы жрицы Моэйн, особенно в нынешнее время, когда сильно не хватало манны и аристократов, но Фердинанд выказывал большую заботу о этой Мэйн, чем можно было от него ожидать по отношению к простолюдинке. Фердинанд позволил ей ехать на своем магическом звере, пошел на то что бы привести с собою ради неё не одного, а двух слуг, и продемонстрировал необычную заботу о её жизни назначив ей двух охранников, пока она дожидалась момента когда потребуется её участие в церемонии исцеления, а также потратил на неё самолично составленное зелье и одолжил ей свое кольцо.
Но превыше всего этого, было то, что он вслух, перед всеми присутствующими рыцарями заявил, что она находится на его попечении. Карстедт помнил, насколько он сам был потрясен, когда это произошло, он в жизни не ожидал что Фердинанд мог бы сказать что то подобное.
Эта Карстедтова наблюдательность, продемонстрированная этим замечанием, заставила Фердинанда поморщится от явного неудовольствия:
— Она мне не понравилась, ия не испытываю к ней каких либо схожих чувств. Просто, она именно настолько ценна.
— ОХ?
Фердинанд начал рассказывать насколько ее обильные запасы манны и выдающиеся арифметические способности приносят пользы для храма, и это еще не учитывая ее частых изобретений. Карстедта так и подмывало спросить, чем подобная заинтересованность отличается от высказанного им суждения, но сдержался. Фердинанд, и так обычно старался всегда скрыть все что имело для него ценность, или же дистанцироваться от них, но стех пор как он примкнул к храму, эти его подобные склонности только усилились.
…Фердинанд, несмотря на свое упорство, и можно даже сказать упрямство, наконец то нашел кого то кто ему пришелся по душе. И значит, не стоило его этим дразнить и тем самым рисковать все испортить — вот к какому заключению пришел Карстедт. Зная Фердинанда с довольно юного возраста, и потому будучи в курсе насколько тот был склонен к наплевательскому отношению к самому себе, Карстедт знал, что многие темы он должен обсуждать с Фердинандом соблюдая предельную осторожность.
— Она выказала просто неимоверные объемы манны прямиком перед множеством посторонних, — заговорил Карстедт, — сейчас, слухи о ней распространяются по кварталу аристократов со скоростью лесного пожара, а их источником являются рыцари, бывшие этому свидетелями. Мэйн будет еще в большей опасности, чем раньше.
— Без сомнения. Её запасы манны еще более впечатляющи, чем я предполагал. И хоть я объявил что она находится на моем попечении, я, если подходить непредвзято, не более чем жрец. Аристократы, что гонятся за манной, пойдут по её следу, и в какой то из дней, она из за этого пострадает. Невозможно предсказать, смогу ли я уберечь её в этом случае. — Ровным голосом, что соответствовал его без эмоциональному лицу, произнес Фердинанд. Очень и очень немногие из знавших его, видя и слыша его сейчас, поняли бы что он крайне разочарован своим бессилием.
— И что же нам тогда стоит предпринять?
— Я предлагаю тебе удочерить Мэйн. — Последовал ответ Фердинанда, отчего у Карстедта в удивлении распахнулись глаза. Как капитан рыцарей, Карстедт относился к высшей знати. Предложив ему удочерить Мэйн, Фердинанд намекал что она не уступает по объемам манны представителям высшей знати.
— Чем раньше это произойдет, чем скорее она получит аристократический статус, тем лучше. — Продолжил Фердинанд. — У неё слишком много манны для просто храмовой жрицы, хоть и в синей рясе. Это значит, что ей надо в Королевскую Академию, что бы научится контролировать свою манну. Но как священнослужитель, я не в силах перевести её в высшее сословие. Очень немногим я могу доверится в деле ее защиты от поджидающих её опасностей.
Карстедт принялся обдумывать озвученное предложение. Кому мог доверится Фердинанд, учитывая простонародное происхождение Мэйн, и учитывая ее непомерные запасы манны? Насколько он мог сказать, никто кроме его самого и его семьи на эту роль не подходили.
— Я собираюсь наставить Мэйн в этикете достаточно для того, что бы она не навлекла позора на твою семью. Более того, у Мэйн хватает таланта что бы самостоятельно обеспечивать свое содержание, и я уверяю тебя, я позабочусь что бы её удочерение не отяготило тебя.
— Воистину, крайне редко можно увидеть от тебя такую заботу о ком либо, — вот все что ответил Карстедт. Фердинанд опустил взгляд и замолчал, откинувшись в кресле. Переплетя свои длинные пальцы, он подыскивал слова для ответа. Наконец, он заговорил, слова его были не спешны и размеренны:
— Так как она простолюдинка, то невозможно предсказать что с ней может случится если у неё не будет поддержки мощного союзника. Я не хотел бы, что бы кто либо другой, проходил через то, через что пришлось мне. Не более, и не менее.
Скорей всего, тут было сокрыто намного более, чем он нашел нужным озвучить. Но, по крайней мере, Фердинанд говорил правду, слова его шли от сердца, без желания ввести в заблуждение слушателя. Карстедт, хорошо зная сколько боли Фердинанд испытал в прошлом, тяжело вздохнул и посмотрел в окно:
-…Я не против её удочерить, но найдутся люди, что поставят тебе в вину, что ты обратился с этим предложением сразу ко мне, а не к кому то другому. Не так ли?
Фердинанд понимал о ком говорит Карстедт и его лицо потемнело. Он постучал пальцем по виску и тихонько и проговорил:
— Неужто это так необходимо все настолько усложнять…?
Очень немногие могли понять по его заметно потемневшему лицу, что это был знак того что он на самом деле расслабился. Касртедт улыбнулся, подумав, что правильно читать настроение Фердинанда было очень и очень непросто.
