Давным-давно жила-была бедная маленькая девочка.
Она была совсем одинока.
Так как родилась очень уродливой и слышала от остальных лишь «уродина», «толстуха», «грубиянка», «проваливай».
Ей было приятно чувствовать себя не одинокой, но то, что её обзывали, причиняло ей тяжкую рану на душе, поэтому у неё не было другого выбора, кроме как отстраниться от всех.
Когда малышка в очередной раз заплакала в углу своей спальни, её мачеха забеспокоилась за неё.
— Что случилось? — спросила она.
Сквозь рыдания девчуля ответила — Почему они издеваются надо мной.
— Ты не сделала ничего плохого, так что не беспокойся о тех, кто так с тобой обходится.
— Но меня обижает почти что каждый!
— Твои слёзы, только на радость хулиганам. Веди себя так, будто с тобой всё в порядке.
— Но это же совсем не так! — закричала девчушка.
— Будь уверенней. Ты совсем не плохая, в отличие от них. Ты должна быть сильной. Глупо позволять тем недоумкам задирать тебя. Кроме того…— мачеха девочки резко повернулась к ней. — Ты сказала, что тебя задирает почти каждый, но кто именно? Что они говорили тебе? Что делали? Расскажи мне. Ну же, как их зовут? Как обзывались на тебя? Мне нужно узнать подробности.
Хотя девочка была смущена, она рассказала своей мачехе, кто и что говорил ей, кто что делал с ней, и через что она прошла.
Когда она рассказала, её мачехе было что сказать о каждой мелочи.
— Ты никапельки не толстая, так что скажи им, что ты не толстая.
И…
— Причина, по которой они оставляют тебя в стороне, заключается в том, что они слишком трусливы, чтобы попытаться сделать что-то ещё. Если они причинят тебе настоящий вред, скажи мне об этом. Я подам на них в суд.
И ещё…
— Посмотри в зеркало. Разве твое личико можно назвать некрасивым? Но ведь это не правда, не так ли? Никто и никогда не сможет выглядеть красиво с опущенной головой. Поэтому встань во весь рост и посмотри им прямо в лицо.
Она попыталась подбодрить малышку.
Мачеха, вероятно, была права, а девчуля ошибалась. Её мачеха всегда оказывалась права. И она делала всё возможное, чтобы позаботиться о девочке, которая не была ей родной дочерью. Малышка это прекрасно понимала.
Если бы она могла сделать так, как сказала её мачеха, то было бы чудесно. Но даже несмотря на то, что девочка была не очень толстой, но и худой её не назвать. Быть оставленной в покое, не причиняло такой боли, как быть избитой кулаками и ногами, и не было такой большой проблемой, как кража и ломание её вещей, но это заставляло её чувствовать себя одинокой.
На лицо девушки, возможно, и не было тошно смотреть. И все же ей явно недоставало красоты её мачехи. Её лицо было полно недостатков, и малышка беспокоилась, должна ли она показывать окружающим. В отличие от мачехи, у неё были странные глаза и некрасивый нос. По сравнению с мачехой она чувствовала, что её губы были ужасно маленькими. В отличие от четко очерченных щек мачехи, щеки девочки были пухлыми, а её круглый маленький подбородок резко выделялся на фоне глаз. Она пыталась отрастить волосы, чтобы скрыть плохие стороны, но не было никакого способа скрыть все недостатки, поэтому она всё время смотрела вниз.
Кроме того, даже если она расскажет своей мачехе, как обстоят дела и почему, она не сможет понять её.
— Ты слишком много волнуешься. — говорила ей мачеха.
Или…
— Ничто не идеально. Мы прекрасны, потому что несовершенны, а маленькие недостатки придают нам индивидуальность.
Или…
— Попробуй сделать так, как я тебе посоветовала.
Именно такие ответы она всегда получала. Без сомнения, её мачеха была права.
Её мачеха думала о том, что будет лучше для девочки, и она знала, что баловать её бесполезно, поэтому иногда говорила ей жестокую правду, которую она, наверно, не хотела говорить. Последовать советам мачехи, было бы к лучшему. Девушка тоже это понимала.
Но девочка была совсем не похожа на свою мачеху. Она никогда не могла бы сказать этого своей мачехе, да и не стала бы, но они не были родными матерью и дочерью, так что с самого начала они были не очень-то и похожи. Она никогда не сможет быть такой, как она.
Есть вещи, что людям подвластны и те, что нет, и только из-за того, что её мачеха может что-то сделать, это не означает, что девочка тоже сможет. Разве не это означает иметь личность?
Давным-давно жила-была маленькая девочка, которая была совсем одинока.
Тем не менее, девушке не нравилось быть одной. Она ненавидела одиночество, поэтому старалась изо всех сил.
Она тщательно читала лица людей. Что чувствовали окружающие её люди и о чём они думали? Было очень важно иметь возможность понять это. Несмотря ни на что, она не хотела, чтобы её ненавидели, поэтому ей нужно было быть очень, очень осторожной. Во всём она будет сдержанна и ничем не будет выделяться.
Если бы она выпятила грудь и пошла прямо вперёд с высоко поднятой головой, они могли бы подумать, «За кого воспринимает себя эта уродливая толстуха?» и из-за этого она возможно споткнется об что-нибудь и упадёт. А после, когда она почувствовует боль, они посмеются над ней. Тогда бы она скорее всего разрыдалась, а те назвали бы её слишком раздражительной. Ничего хорошего из этого не выйдет.
— Ты всегда должна брать за себя ответственность. В конце концов, всё зависит только от тебя.
Её мачеха всегда так говорила.
— Ты можешь попытаться изменить людей, но это не сработает. Если не можешь изменить людей, то изменись сама. Если собираешься измениться, потрудитесь изо всех сил, чтобы убедиться, что это к лучшему.
Как всегда, её мачеха была права. У девушки не было ни силы, ни права менять кого-либо. Вот почему она должна была измениться сама. Всё было именно так, как она сказала.
Она хотела быть такой же, как её мачеха. Красивой, стильной, надежной, преданной, внимательной, умной, умелой и всегда усердно работающей над тем, чем бы она не занималась, никогда не говорящей ничего плохого, всегда правильной, той, кем все восхищаются… именно таким замечательным человеком хотела быть девочка.
Если бы это было возможно.
Но, в конце концов, это желание, которому никогда не сбыться.
Слёзы.
Слёзы.
Слёзы.
Слёзы. Слёзы.
Слёзы. Слёзы.
Искрящиеся слёзы.
Слёзы девушки, в которой нет ничего хорошего.
Блеск, блеск.
Слёзы, пролитые грязной и некрасивой девчонкой, и всё же как странно. Они были так прекрасны.
Блеск, блеск. Слезы девушки текли без конца. Блеск.
Проливая слёзы, она шла дальше. Искра, искра.
Искрящиеся слёзы текли по всему телу уродливой девушки, мерцая и покрывая её.
Они обернулись вокруг гротескной девушки, сверкая, в отличие от её грязной лжи.
Да. Девушка врала. Много-много лжи.
Я не хочу быть такой жалкой собой. Я хочу быть кем-то другой.
С этим желанием девушка солгала себе, желая стать искрящей версией самой себя.
Весело, весело она приветствовала людей. Люди смотрели на неё глазами, которые словно говорили, «Что с этой девчонкой?»
Когда люди смеялись так, словно им было весело, девушка тоже смеялась. Её голос звучал нелепо, как смех шута.
Когда все они бросали в кого-нибудь камни, девочка тоже подбирала камешек и бросала его. Это был всего лишь камешек. Всё было прекрасно. Он всё равно в никого не попадёт, а если и попадёт, то больно не будет.
Если там была искрящаяся девушка, высокомерная, как молодая благородная леди, она посмотрит издали с восхищением. Когда она мало-помалу приближалась к ней, и молодая леди обратила неё внимание, заговарив с ней, она была вне себя от радости.
Когда кто-то заговаривал с ней, девушка слушала, в ответ издавая лишь — Мм-хм мм-хм.
Даже если она думала, «Какой же ты тупица», или «Ну и тварина же ты», или «иди ты к черту» − это никак не отражалось на её лице.
Потому что ей хотелось блистать, она коротко подстригла свои длинные-предлинные волосы.
— Эй, как мило. Ты так прекрасно выглядишь. — сказала её мачеха, но девушка не упустила чувство жалости, которая на мгновение отразилась на лице мачехи.
— Спасибо. — поблагодарила девушка, но её сердце было готово разорваться. Извини меня. За то, что я не твоя настоящая дочь, и за то, что я такая уродина. Извини. Ты такая красивая и такая правильная. Ты всегда блистаешь, и это меня загоняет в тупик.
Я ненавижу тебя.
Девушка, конечно, никогда не сказала бы этого вслух. Она просто улыбнулась и сказала — Правда? Я очень рада. — и изобразила, как она счастлива.
Бедняжка, она так старается, наверно так, думала её мачеха.
О, я была такой бедняжкой. Слёзы. Слёзы. Искрящиеся слёзы.
Никто не знал чувств моих настоящих, всегда сокрытых под водопадом из слёз. Слёзы текут, и вновь заискрили они.
Я шла, обливаясь слезами, что мерцали всё ярче с каждой слезой.
Текли и текли мои горькие слёзы, создавая лужу из слёз. Искрятся повсюду. Искрятся, создавая мою красоту.
Слёзы текли, но вновь появилась искра, а за ней снова слеза.
Мне нужно было только то, что умело сиять. Я больше ничто не хотела.
Каждого… каждого могу превратить я в искру.
Плюх! Что-то ударило меня по щеке.
О Боже, неужели полил дождь? Я подняла голову.
Лавандового цвета и раскинувшиеся, как решетка, ветви были ли это? Они были почти как зонтик.
Но с этих ветвей уже капал дождь.
Лаймовые желтые капли падают кап, кап, кап. Это был не дождь. Оно было грязной, как экскременты. О, как грязно! Оно явно было нечистым.
Там! Я широко развела руками. Накопившиеся слёзы, эти искрящиеся слёзы, они улетали прочь, разбрасывая повсюду искры. Блеск, слёзы, мерцание, слёзы. Кружащиеся слёзы делали экскременты красивыми. Они цеплялись за ветви лавандового цвета, искрясь, искрясь, заставляя их визжать, изгибаться, а затем сжиматься в ничто.
Остались только слёзы. Падающие, искрящиеся, мерцающие слёзы.
Читайте ранобэ Гримгар из пепла и иллюзий на Ranobelib.ru
Лавандовые ветви исчезли, и над ними распростерлось небо в горошек. Я также хотела сделать это небо красивым. Но мои слёзы не могли достичь этого неба.
Слёзы. Слёзы. Слёзы.
Обливаясь слезами, я шла всё дальше вперёд.
Вокрук росли большие лавандовые деревья с раскидистыми ветвями того же цвета. Значит, их так много. Неприглядно. Неприглядно. Моя грудь была полна беспокойства.
Я сильно дунула. Слёзы, слёзы улетают прочь. Искрящиеся слёзы улетают прочь. Сверкают, визжат, изгибаются, сверкают, мерцают, сжимаются.
За деревьями, которые становились всё меньше и меньше, пока не исчезли, кто-то прятался, пригнувшись. Теперь прятаться было негде.
— Чёрт возьми, она нашла меня! — закричал тот человек. У него был ужасно громкий голос.
В моей груди возникло беспокойство. Страдание, страдание. Почему ты меня запугиваешь? Как же так? Зачем?
— Ииииииихиииииихиииии! — я просто плакала. Плач. Слёзы текли, переливаясь через край. Взмахнув обеими руками вверх, полетели искрящиеся слёзы. Мерцая, сверкая, летели они.
— …Вхуа, опять?! — кто-то размахивал большой катаной вокруг себя. Когда он это сделал, ого! Дул сильный ветер, и он отбивал искрящиеся слёзы прочь.
Грр. Я плакала, я действительно плакала. Слезы текли ручьем. Искрились, мерцали они.
— Довольно, Шихора-Сан! Ты не можешь так меня заполучить! Ты ведь уже должна это знать, верно? Что хорошего в том, чтобы повторять это вечно?
Этот кто-то говорил так, будто знал эту девушку.
Знал ли он её?
— Охх.
И это было правильно. У меня появилась идея. Если подумать, девушка тоже знала, кто этот кто-то.
— Кузаку-кун, а?
— …А, ну да? Ты что, забыла меня, Шихора-Сан?
— Хи-хи-хи.
— Не «хихикай» мне тут! Ты ведёшь себя очень странно, Шихора-Сан!
— Странно, да. Я. Ты считаешь меня странной?
Даже когда они разговаривали, слёзы текли по щекам. Слёзы. Искрящиеся слёзы, струясь и сверкая, текли. Всё больше и больше, без конца. Может быть, это было странно?
Неужели я сошла с ума?
Если так, то, когда же я стала такой странной?
Как смешно.
— Над чем ты смеешься, Шихора-Сан? — требовательно спросил паренёк.
Да, этот кто-то был мальчиком. Высокий, как бобовый росток, с прекрасным телосложением. Девочка знала этого мальчика. Кузаку-кун.
Кузаку-кун был влюблен в одну девушку. Не в меня, конечно, а в другую. Это была стройная и красивая девушка, такая красивая, что я могла только восхищенно вздохнуть. Более того, она не была тщеславна, не была любопытна и была добросердечной, милой девушкой.
Хе-хе. Моя грудь, она была так полна беспокойства. Хе-хе. Хе-хе.
Вот именно. И это было правдой. Не только Кузаку-кун. Харухиро-кун тоже любил эту девушку.
Теперь я понимала почему. Даже если она никогда не скажет ни слова, прекрасная девушка будет нравиться другим. Ценили её, относились по-доброму. Нет ничего странного в этом. Это было естественно. Никто не был неправ, делая это. Хе-хе. В этом не было ничьей вины. Хе-хе. Хе-хе.
— Шихора…Сан? — кто-то окликнул её по имени.
Девушка подняла глаза к небу в горошек.
Когда же эта история успела так исказиться?
Всё, чего хотела девушка, — это чтобы кто-то был добр к ней. Чтобы дорожил ею. Обожал её. Хвалил. Утешал. Чтобы крепко держал её и баловал. Всего-то. Неужели это так сложно?
Да, это было невероятно трудно.
Я имею в виду, что я не хорошенькая, я толстая, тупая, мрачная и робкая, и, если для тебя или для всех, а не для себя, я могу изо всех сил стараться для всех, нет, это ложь, большая жирная ложь, это неправда, я хочу, чтобы меня узнавали, чтобы меня хвалили, я хочу, чтобы люди были добры ко мне, чтобы они дорожили мной, я хочу чего-то взамен для себя, для себя, это всё, что я хочу, я хочу этого так сильно, что мне больно, это всё, ради чего я всё это делаю.
Когда-то давным-давно жила-была девушка настолько уродливая, что её можно было только пожалеть.
Эта девушка всё ещё уродлива.
Эта девушка всегда, всегда будет уродливой.
Эта история была искажена с самого начала.
Потому что девушка, которая была его главной героиней, была невероятно уродлива и испорчена.
— Шихора-Сан. — снова позвал её кто-то.
Глядя вниз, высокий парень с большой катаной стоял достаточно близко, чтобы протянуть руку и дотронуться до неё.
— Чтооооооо? — спросила девочка, и мальчик опустил глаза.
— Ничего… просто… мы ведь товарищи, верно?
— Товарищи…
— Так ведь? Как я должен уточнить это? Мы вместе, несмотря ни на что… или что-то в этом роде, я точно не знаю. Что случилось…? Например, что ты думаешь и чувствуешь, я думаю? Я не знаю, что это такое, но я уверен, что ты страдаешь. А ты могла, например… может быть, рассказать мне об этом? Хотя я не уверен, что моё внимание вообще поможет. Нет! Может быть, я и не очень хорош, но, может быть, есть что-то, что я могу сделать…
— Тогда обними меня.
— А? — Парень вскрикнул от удивления, его глаза расширились, когда он посмотрел на девушку. Взгляд мальчика почти игнорировал лицо девушки, задержавшись на её груди, прежде чем отвернуться.
Честно говоря, грудь, грудь, грудь, и на этом всё? Мальчики всегда смотрели только на девчачью грудь. Неужели они думают, что девушки этого не замечают? Да и как они могли не знать? Это было почти так же, как если бы девушки были обычной вещью с сиськами. Разве они не думали, что девочки будут обижены, если с ними так обращаются?
Ты для меня ничто, всего лишь жалкий хуй. Ну и как тебе? Это очень обидно, правда?
— Нет, хм, это немного… — Мальчик разговаривал с самим собой.
Девушка широко улыбнулась. — Всё нормально. Я просто пошутила.
— Ох! Ооооох. Т-Ты просто пошутила. Конечно. Нет, я не воспринимал тебя всерьёз. Это было так неожиданно. Ты меня удивила. Просто, может быть, мне и не нужно этого говорить, но это не значит, что я никогда не рассматривал бы тебя как вариант, но мы же товарищи и всё такое. Да. Очень важно иметь некоторое чувство умеренности…
В её груди возникло какое-то беспокойство. Было больно. Было очень больно. Слёзы заискрили вновь. Слёзы. Слёзы. Слёзы.
— Не важно.
— А?
— Плевать.
— Уа… — Длинный парень поспешно отпрыгнул назад.
Всё из-за искрящихся слёз девушки, что подступали к его ногам. Искрились и мерцали. Слёзы. Слёзы. Море слёз, искрящих, растущих, всё больше и больше.
— …Шихора-Сан! — парень попытался взмахнуть своей большой катаной, но заколебался.
Глупый, глупый мальчишка.
У него не было намерения спасать девушку, но он старался обходиться мягкими словами.
В душе у неё было неспокойно. Искрящиеся слёзы.
Исчезни.
Исчезни!
Девушка быстро подняла руки. Накопившиеся слёзы, слёзы, слёзы летели, кружась вокруг и нападая на парня.
— Урх…
Для парня было уже слишком поздно. Что бы он ни делал, это было бесполезно. Он не мог убежать. Она ему этого не позволит. Бедный, глупый мальчишка. Бедная, некрасивая девчуля, без сомнения, прольёт ещё больше искрящихся слёз.
Сияйте. Мерцайте слёзы мои.
— Тонбе!
— Так точно, Ио-сама!
Затем, совершенно неожиданно, она услышала один за другим незнакомые ей голоса. Случилось что-то невероятное. Мужчина, который был намного толще уродливой девочки, встал между ней и парнем, которого вот-вот поглотят искрящиеся слёзы.
Мужчина держал в руке что-то маленькое. Это было маленькое зеркальце с ручкой. Скорее всего, это было ручное зеркало.
Когда толстяк присел на корточки перед высоким парнем, ручное зеркало мгновенно выросло до размеров, закрывавших их обоих.
Зеркало, зеркало. В зеркале отражались искрящиеся слёзы. Сверкали и мерцали, мерцали и сверкали. Сверкай, сверкай, мерцай, мерцай.
— Иииик! — девочка думала, что ослепла. Настолько сильно светило в ответ. — Аааа! Ааааа!
Её глаза были открыты, но всё вокруг побелело. Не просто выглядело всё белым. Она вообще ничего не видела.
Её глаза, они заболели, ой, ой, ой. Она упала на одно колено, закрыв лицо обеими руками. Больно, больно, больно. Но даже когда она закрыла лицо, слёзы всё равно продолжали течь. Они никогда не остановятся. Вполне возможно, что они будут литься вечно, никогда не останавливаясь.
Со временем она снова смогла видеть очертания предметов. Она пришла в себя.
Но они уже ушли.
Здесь никого не было.
Потирая глаза и моргая, она ещё раз проверила. Да, они исчезли.
Вокруг не было ни души.
Бедная, некрасивая девчуля вновь осталась одна.
