Разумеется, её поведение могло отличаться от поведения других королев, поскольку она прибыла сюда с позором. Однако не в духе Кристы было всех отвергать. По крайней мере, она приняла бы визиты от тех, кто был на её стороне.
Опасения герцога оправдались через несколько часов.
Наемник, пробравшийся в особняк посреди ночи, вернулся в гостиницу ещё до рассвета и доложил старому герцогу:
— Все окна и двери в особняке заблокированы. Есть несколько открытых окон, которые расположены очень высоко и настолько малы, что в них абсолютно никто не сможет пролезть.
— Что?
— Внизу входной двери было небольшое отверстие. Судя по всему, еда и вода поступает в поместье через него.
Старый герцог сразу понял ситуацию.
«Хейнли, этот чертов Император заточил мою дочь!»
Он сердито затряс руками.
Даже после того, как наемник ушел, он не мог никак усидеть. Чувства переполняли его. Он испытывал смесь огорчения, отвращения и негодования, казалось, что его тело просто взорвется, если он остановится и сядет.
Как могла замечательная девочка, которая так заботилась о других, оказаться заточённой и изолированной!?
Его возмущал ещё и тот факт, что хитрый император разыграл за кулисами спектакль. Он только делал вид, что скрывает скандал, отправляя Кристу в Компшир.
Даже сейчас были те, кто беспокоился чрезмерной мягкостью мер, принятых императором Хейнли.
Но больше всего его злило то, что в данной ситуации он не имел власти избавиться от рыцарей и освободить свою дочь.
Не в силах сдержать гнев, старый герцог швырнул бутылку вина, стоявшую на столе, на пол.
Когда бутылка с грохотом разбилась, красное вино растеклось на полу, словно чья-то кровь.
— Император Хейнли, я это просто так не оставлю…
Таким образом, старый герцог немедленно покинул Компшир и вернулся в столицу.
После прибытия, первое, что он сделал, так это купил фрукт под названием «Джесслен».
Данный фрукт был вкусен и полезен, но отрицательно влиял на плод. Джесслен был тем фруктом, которого должна была избегать каждая беременная женщина.
— Вы подарите его императрице? — удивленно спросил слуга у старого герцога. — Разве это не опасно?
Если она беременна, то точно не станет его есть, даже если он лично его пришлет. Вместо этого она может начать сомневаться в его намерениях.
Однако старый герцог ответил:
— Нет. Совсем скоро под руководством императора будет проведен Великий молитвенный фестиваль. Эта фрукт также будет подношением на этом фестивале.
— Хм?
Старый герцог злорадно улыбнулся и добавил:
— Ей придется есть все, что будет выбрано как подношение. Отправь кого-нибудь проследить, чтобы этот фрукт положили на алтарь.
***
В Западном королевстве существовал праздник под названием «Великая молитва», во время которого королю и королеве приносили подношения. И вот наступило время, когда его отмечают.
Несмотря на то, что Западное королевство стало Западной империей, ожидалось, что праздник все равно состоится, поэтому я попросила своих помощников объяснить мне, что там будет и что мне придется делать, дабы немного попрактиковаться.
В целом, от меня многого не требовалось. Немного беспокоила лишь пища на празднике.
— …всего шесть продуктов будет представлено в качестве подношений. Священник проверит, не отравлены ли они. Затем продукты должны быть съедены императором и императрицей.
В последнее время я ничего не могла есть, кроме некоторых блюд, приготовленных Хейнли. У меня не было утренней тошноты, но мой желудок выворачивало всякий раз, когда я пыталась съесть то, что не хотела.
Мне действительно придется съесть шесть разных продуктов…
— Вам не обязательно есть все, достаточно произвести хорошее впечатление, Ваше Величество. Главное, будьте осторожны, чтобы не уронить еду. Хоть это и несерьезно, однако считается, что такое происшествие к несчастью.
Это очень серьезно.
Император или императрица никогда не должны были делать что-то, что считалось несчастливым. Стоит только чему-то плохому случится в будущем, то это немедленно приписали бы им, и они легко стали бы объектом народного гнева. Даже если на самом деле были ни при чём.
Я размышляла об этом какое-то время. Может, стоит признать, что я беременна, и тогда мне не придется участвовать в празднике?
Разве не будет ужасно, если меня вырвет чем-то, что я не хотела есть?
Однако ловушка из слухов о моем бесплодии, расставленная Хейнли и мной, сработала слишком хорошо, чтобы все разрушить только из-за данного праздника.
Сколько уже раз я обновляла уровень опасности дворян?
Хейнли стремился постепенно уменьшить власть особо опасных семей. Он либо не поручал им никаких задач, либо поручал им задачи, имевшие высокую вероятность провала.
Стоит ли все разрушить, только из-за того что я не хотела есть? Нет. Конечно нет.
Вряд ли среди подношений будет еда, вредная для ребенка, верно? Я просто должна приложить усилия.
***
Однако ситуация оказалась хуже, чем ожидалось.
После нескольких нехитрых обрядов, когда передо мной была поставлена проверенная еда, я едва не рассмеялась.
На столе были фрукты, несомненно питательные, но их нельзя было есть беременной женщине. Я думала, что все будет хорошо, что подобной еды не будет в качестве подношения. Но, к моему сожалению, передо мной лежала именно такая пища.
Читайте ранобэ Второй брак императрицы на Ranobelib.ru
Хейнли тоже нахмурился, узнав еду, которую я не могла есть. Когда наши взгляды встретились, он натянуто улыбнулся.
— Император Хейнли? Императрица Навье?
Поскольку ни Хейнли, ни я не ели, священник, который участвовал в проведении праздника, окликнул нас удивленным голосом.
Я положила свои руки на живот. Прошло около двух месяцев.
На самом деле, я хотела как можно дольше не объявлять о беременности. По крайней мере, до дня рождения Хейнли.
К тому времени враждебно настроенные дворяне были бы практически уничтожены руками Хейнли.
Но из-за сложившейся ситуации другого выхода не было. Мне нельзя было есть данные фрукты, а значит, придется раскрыть причину.
Лучезарно улыбнувшись, я посмотрела сперва на священника, а после на Хейнли. Раз уж придется раскрыть правду о моем положении, то сделать это лучше с максимально счастливым выражением лица.
— Императрица Навье? — окликнул меня в недоумении священник. Но вместо ответа ему, я протянула руку Хейнли.
Он, казалось, понял что я собираюсь сделать. Хейнли молниеносно взял меня за руку, притянул мою ладонь к своему лицу и, поцеловав её тыльную сторону, ослепительно улыбнулся священнику.
Священник, которому было запрещено иметь любовные отношения, резко покраснел. Неважно, что мы были женаты, любой бы задался вопросом, что мы собираемся делать сейчас прямо перед священником, который никогда не сможет жениться в этой жизни.
Хейнли повернул голову и посмотрел на дворян. Они не смутились, но явно были озадачены, почему император и императрица, которые столь милы к друг другу, не едят подношение.
С широкой улыбкой на лице, Хейнли приблизился ко мне, легонько положил руку мне на живот и громко объявил:
— На этот раз мне придется съесть подношения в одиночку. Бог не захочет, чтобы его ребёнок пострадал от этой еды.
Дворяне не сразу поняли,что имел в виду император. Тогда я улыбнулась им с переполняющим меня счастьем.
Если эта еда появилась здесь не случайно, значит, это был чей-то глупый план.
— Я на втором месяце…
Стоило сказать правду.
***
— Кто… Кто беременна?
Совешу, у которого на коленях лежала Глорим, выронил детскую игрушку, которую держал в одной руке, после доклада маркиза Карла. В результате принцесса расплакалась.
Совешу взял малышку на руки, похлопал ее по спинке и сказал маркизу:
— Этого не может быть. Повтори то, что ты только что сказал.
— Навье беременна, Ваше Величество, — произнёс снова маркиз низким голосом.
Совешу вскочил на ноги. Его глаза расширились от шока.
— Кто это тебе сказал? Ты ему полностью доверяешь?
— Навье самолично объявила об этом перед дворянами Западной империи на празднике.
Глаза Совешу высохли как растения без воды.
Принцесса вертелась в его руках и била застывшее лицо отца своими маленькими ручками. И только когда Глорим начала дергать его за волосы, Совешу наконец пришел в себя.
Но у него все еще было перекошеное лицо. Руки Совешу так дрожали, что маркиз Карл неоднократно поднимал руки. Он боялся, что император уронит ребёнка.
К счастью, Совешу не уронил дочь и снова сел на диван.
Он крепко сжал принцессу в своих объятиях, словно она была его последней надеждой, и вздохнул.
Когда маркиз Карл ушел, Совешу в замешательстве погладил волосы принцессы. В голове его ураганом проносились мысли.
«Навье беременна. Беременна… Разве Навье не была бесплодна?»
За годы совместной жизни они так и не смогли завести ребенка.
«Она забеременела менее, чем через год после того, как уехала в эту страну?»
Совешу покачал головой.
«Нет, нет. Этого не может быть.»
Он не мог принять этого. Он не мог признать, что Навье не бесплодна. В этот момент он посмотрел на картину, висевшую на стене.
Благодаря нанятому в прошлом художнику, Навье на картине теперь смотрела на него.
Совешу тяжело выдохнул.
‘Если Навье не была бесплодна, неужели все планы и развод были напрасны? Я бросил Навье ради ребенка, но, оказывается, она не была бесплодной…’
Все его тело застыло в оцепенении. Он даже перестал дышать.
Руки Совешу, державшие младенца, напряглись. Он со страхом в глазах опустил свой взгляд на ребенка.
Он видел красивые серебристые волосы, напоминающие волосы Рашты. Они были мягкими, как овечья шубка.
Совешу никогда раньше не видел таких шелковистых волос. Однако в его глазах читался лишь ужас.
‘Что если тот, кто бесплоден….. не Навье, а я?’
