От лица Артура Лейвина.
Густые стебли тёмно-зеленой травы прогибались под моими шагами, когда я шёл под кронами зачарованных деревьев за пределами Харта. Мои мысли были тяжелыми и приземленными, не давая мне оторваться от земли. Мысленная пелена отделяла меня от Реджиса и Сильви; я еще не был готов к тому, чтобы в моей голове были ещё чьи-то мысли кроме моих собственных, мне нужно было время, чтобы переварить всё случившееся.
Всё, что я узнал от Кэзесса и Мордейна, снова и снова прокручивалось у меня в голове. Было слишком много разрозненных, несвязанных мыслей, чтобы ухватиться за них одновременно, и мне не хватало слишком большого количества информации.
На низкой ветке зашуршали листья, и по её нижней стороне, цепляясь острыми когтями за кору, прошелестело пушистое существо, которое могло бы уместиться на моей ладони. Его лунно-серебристые глаза смотрели на меня без страха. Несмотря на милую внешность — нечто среднее между белкой-летягой, лемуром и летучей мышью, — я чувствовал в его теле скопление маны, достаточное, чтобы отнести его к мана-зверям класса А.
После недолгого обнюхивания мана-зверь снова исчез в листве, увлекая меня за собой по широкому стволу возвышающегося дерева.
«Если бы только наши обязанности были пропорциональны нашим размерам, то я мог бы оставить всё это на тебя, разве нет?»
Я сказал это вслух, слова, по большей части бессмысленные, впопыхах выплюнутые моим перегруженным мозгом.
Я лениво наблюдал за тем, как это суетливое существо пробирается по дереву, срывая лист в нескольких футах надо мной.
Когда яркий лист полетел вниз, словно пепел из костра, я влил эфир в свою новою божественную руну. От моего позвоночника исходило мягкое тепло, поддерживая меня в тонусе, и я почувствовал, как мои когнитивные способности ускорились в несколько раз. Полученная информация и проблемы, которые мне предстояло решить, выкладывались, как колода карт, чётко прорисовываясь в сознании, даже когда мой разум разделился сразу на несколько потоков мыслей.
Чхоль столкнулся с Сесилией и едва не поплатился за эту встречу жизнью, но мне удалось его исцелить. Мало того, с помощью траурной жемчужины он не просто выздоровеет, но и, скорее всего, станет сильнее, чем раньше.
У меня оставалось две траурные жемчужины. Я не знал, почему лорд Экклея отдал их мне, но по мере того как все события и разговоры церемонии возвращения Авхилаши связывались друг с другом, я все больше убеждался, что он предвидел события самой церемонии, проявляя интерес и изображая из себя «невинного старого дядюшку». Он знал больше, чем говорил… возможно, в нем даже был какой-то намек на предвидение будущего. В конце концов, Кэзесс упоминал, что драконы редко испытывают такие видения, как сейчас у Сильви.
А это означало, что три траурные жемчужины были даны мне по вполне определенной причине, и мне предстояло решить, когда и зачем их использовать, зная, что, спасая одну жизнь, я потенциально обрекаю на гибель другую в будущем.
Когда на моей голове горела корона фиолетового света, вне поля зрения, но все еще очень хорошо различимая в моем сознании, я понял, почему эта вещь была столь ценной и редко использовалась в культуре асур.
Параллельно с этими мыслями я также обдумывал и действия Сесилии.
Ее присутствие в Дикатене было более серьезной проблемой, чем мне показалось на первый взгляд. Возможно, после того как убийство Шарона провалилось, ее отправили завершить дело, но если это так, то я не понимал, зачем ей задерживаться в Звериных Полянах. Вполне вероятно, что Агрона решил нацелиться на Мордейна, так что Сесилия могла активно искать любые признаки фениксов, когда Чхоль и наткнулся на нее.
Несмотря на пацифизм Мордейна, присутствие фениксов было одновременно и джокером, и потенциальной угрозой для планов Агроны. Некоторое время это работало в пользу Агроны, поскольку Кэзесс указывал тот факт, что количество или сила асур в этом мире — по непонятной мне пока причине — была препятствием для его нападения на Агрону. Однако теперь Агрона, возможно, решил, что игра больше не стоит свеч.
Но наиболее вероятным вариантом было то, что Сесилия искала путь в Эфеот по поручению Агроны. Мне не хватало информации, чтобы создать надежную теорию о том, почему именно, хотя под воздействием Королевского Гамбита мой разум сразу же предположил несколько различных возможных причин, каждая из которых была одинаково вероятной. И все же я не мог быть уверен ни в чем, кроме того, что Сесилия была самой опасной фигурой на доске, и ее присутствие нарушало порядок и представляло опасность для всех на континенте, даже для драконов.
Но она пыталась замести следы, даже не участвовала в борьбе с Чхолем, а значит, они не хотели, чтобы мы знали о ее присутствии. Либо они боялись ставить ее на передовую — потому что она станет мишенью, а может, Агрона не до конца доверял ей, — либо существовал шанс, что ее действия могут прервать. Будучи пойманной Мордейном, вполне вероятно, что она уже отступила из Звериных Полян или вообще из Дикатена. Даже если она все еще находилась здесь, я не мог преследовать ее, не жертвуя днями или даже неделями на охоту за ней через Звериные Поляны, и даже тогда существовала значительная вероятность того, что она сможет ускользнуть от меня. У нее было явное преимущество: она знала, что делает, в то время как я — нет.
И все же я не мог позволить ей свободно разгуливать по всему континенту. Нужно будет предупредить Шарона и отправить патруль драконов прочесывать Звериные Поляны.
По мере того как появлялись все новые и новые нити, каждая новая мысль вплеталась в гобелен созвучных идей, я почувствовал едва заметный зуд — неприятное ощущение в ядре, оставшееся от раны, которую Сесилия нанесла мне моим собственным эфирным мечом. Я сосредоточился на нем, и, подобно насекомым, разбегающимся под светом, зуд, казалось, задрожал по каждой из отдельных нитей моих мыслей.
Я отменил Королевский Гамбит, избавляясь от странного ощущения. Лист, за полетом которого следили мои глаза, пролетел мимо моего носа, а затем продолжил свой путь к земле.
В голове все перемешалось и помутилось, мысли расфокусировались. Мне пришлось заставить себя стоять прямо, а пальцы впились в грудь, царапая уже утихший зуд в глубине ядра.
Прошло некоторое время, прежде чем я смог избавиться от влияния божественной руны и снова сосредоточиться на окружающей обстановке. Существо вернулось, прокралось еще дальше по ветвям и жадно смотрело на меня.
Глубоко вздохнув, я позволил своему разуму вернуться в то состояние, в котором находился после пробуждения из камня ключа. Мои ноги оторвались от земли, и я слегка покачнулся. Инстинктивно я потянулся за обретенным пониманием и пролетел несколько футов вверх, постепенно привыкая к этому ощущению. Затем, резко ускорившись, я пронесся мимо маленького мана-зверя, пролетел сквозь распростертые ветви и огненно-оранжевые листья зачарованного дерева и поднялся в воздух над пологом, позволяя ветру развеять последние паутинки божественной руны в моем сознании.
В отличие от полета с помощью маны, который был просто вопросом грубой силы и контроля, полученного при переходе к белому ядру, способность летать с помощью эфира была вызвана моим пониманием Королевского Гамбита… или, скорее, скорее, какая-то часть моего пути к его обретению продвинула мое врожденное понимание взаимодействия между физикой этого мира и атмосферным эфиром, чтобы бессознательно бросить вызов гравитации.
Эффект был тот же: проецируя себя через атмосферный эфир, я мог использовать его, чтобы подниматься в воздух и летать. Но атмосферного эфира было гораздо меньше, чем маны, и это было неестественно как по ощущениям, так и по визуализации, словно я обнаружил мышцу, которая у меня всегда была, но которой я никогда не пользовался. Когда я полетел, эфир одновременно и расступался, чтобы пропустить меня, и толкал вперед.
Я оглянулся на деревья. Снизу они выглядели как башни, но с такой высоты казались уменьшенными. Наблюдая за тем, как ветер шевелит полог леса, я почувствовал, как меня начинает тянуть вниз, поскольку какой-то едва уловимый эффект от Королевского Гамбита покинул мой организм. Мне нужно быть осторожнее, когда я использую эту новую силу, подумал я, отмечая, как я себя чувствую после нее.
Несмотря на тяжесть всего, что лежало на моих плечах, я не мог не улыбнуться, когда взлетел над деревьями и взял курс на юг, определив направление своего пункта назначения, прежде чем наклонился вперед и пронестись над верхушками крон, обдуваемый тяжелым и влажным ветром.
И вот, заставляя себя лететь все быстрее и быстрее, проецируя сильное эфирное намерение, чтобы отпугнуть любого из более могущественных мана-зверей, которые могли решиться напасть на меня, я отпустил завесу над своим разумом и потянулся к Реджису и Сильви.
‘Он возвращается’, — почти сразу же раздался в моей голове голос Реджиса.
‘Твои мысли туманны, Артур’, — ответила Сильви. ‘Что случилось?’
Я быстро объяснил все, что произошло с момента исцеления Чхоля.
‘Для человека, который, похоже, только что выиграл в лотерею «доведи дело до конца», я не чувствую здесь особого позитива’, — сказал Реджис со свойственным ему обаянием.
Возможно, я открыл в себе силу, позволяющую думать о нескольких вещах одновременно, но на самом деле мне нужна способность находиться в нескольких местах одновременно, подумал я. А если нет, то мне нужны ответы.
Реджис, который остался с Олудари и сейчас находился в летающем замке, охраняя камеру Вритры, просиял. ‘Значит ли это, что ты направляешься сюда? Я готов променять всех грудастых демониц в Алакрии, лишь бы выбраться отсюда. Мне кажется, что я могу умереть здесь от скуки’.
‘Всех?’ — вклинилась Сильви, мысленная проекция ее голоса звенела, как серебряный колокольчик.
‘Ну, разумеется, за исключением прекрасной леди Каэры’, — защищаясь, ответил он.
Я покачал головой. Я бы сказал, что ты лучше всех ладишь с эфирной сороконожкой, не так ли? Теперь меняем тему…
Сам процесс полета был захватывающим, а Реджис и Сильви помогли облегчить груз моих многослойных забот, благодаря чему время пролетело еще быстрее. И все же, когда столько мыслей занимало мой череп, а я был способен обрабатывать только одну вещь за раз без активного Королевского Гамбита, я почувствовал облегчение, когда в поле зрения появились высокие стены и остроконечные крыши летающего замка, вырисовывающиеся из тумана, словно гигантская хищная птица.
Искажающее поле, которое когда-то скрывало замок, было давно отключено, и два больших дракона — один сверкал, как сапфир, другой был тускло-зеленым, как поросший мхом камень, — кружили снаружи. Им потребовалось какое-то время, чтобы заметить меня, поскольку у меня не было маны, которую они могли бы почувствовать, когда я приближался, но когда зеленый дракон увидел меня, оба резко накренились и стремительно полетели в мою сторону.
«Стой, кто… ах, лессер с золотыми глазами», — сказала сапфировый дракон, взмахивая крыльями, чтобы оставаться на месте. «Нам сказали ожидать тебя. Следуй за мной».
Развернувшись, она полетела к самодельной двери — той самой, которой мы с Сильви так часто пользовались, чтобы войти и выйти из замка во время войны. Когда я приземлился позади нее, она трансформировалась, ее тело уменьшилось, и перед нами предстала статная женщина с перламутровыми волосами и доспехами того же цвета, что и ее чешуя в драконьей форме.
«Пойдем, я отведу тебя к Хранителю Шарону и пленнику», — жестко сказала она, ее темно-синие глаза, испещренные сверкающими белыми точками, настороженно изучали меня.
«Я знаю дорогу». Я прошел мимо нее и направился в соседний зал. «Были ли какие-нибудь неприятности?»
Она поспешила, чтобы идти чуть позади и рядом со мной. «Некоторые разведчики наткнулись на лесной пожар, вероятно, следствие напряженной магической битвы. Но мы не нашли источника».
Поблагодарив ее кивком, я машинально осмотрел замок, ощущая мощные сигнатуры маны, излучающие силу. Шарон и Виндсом были в глубине недр, где, как я знал, находилась тюрьма: та самая, в которой когда-то содержались Слуга Уто и Радеас, дворф-предатель, который помог Нико проникнуть в Дикатен под личиной Элайджи.
Я не часто вспоминал об Элайдже и не позволял себе делать это сейчас. Слишком странно, слишком больно, было осознавать, что мой самый близкий друг в этом мире никогда не существовал, а был плодом извращенного разума Агроны.
В общей сложности, кроме Шарона и Виндсома, я почувствовал еще пять драконов, а также знакомую сигнатуру асуры из расы титанов. Я не знал, что там делает Врен Каин, поскольку он должен быть в Вилдориале, заканчивать проект, над которым они с Гидеоном работали, но скоро я это узнаю.
Когда я спускался по замку, мы с моим сопровождающим вошли в широкий коридор, который заставил меня замереть. Воспоминания о моем последнем пребывании в замке всплыли с неожиданной силой, и я вспомнил тела, разбросанные по полу, наполовину застрявшие в обломках, которые их раздавили.
Раньше мне это не приходило в голову, но с тех пор я впервые вернулся в летающий замок. Со времен Каделла.
«Его восстановили», — сказал я вслух, обращаясь к самому себе.
«Да», — жестко ответила она. «Этот летающий замок был в плохом состоянии, потребовалось провести значительную работу, чтобы сделать его пригодным для драконов клана Индрат».
Я провел рукой по восстановленной стене, и меня охватило негодование при мысли о том, что следы Бунда* и всех остальных, кто сражался и погиб здесь, исчезли.
*Прим. ред. unger: Бунд (старейшина Бундемог) — дворф с контролем стихии земли, выступавший в качестве одного из спарринг-партнеров Артура во время тренировок в замке.
Достигнув уровня тюрьмы, мой сопровождающий дракон пропустила меня в запертое подземелье, но не последовала за мной внутрь. В комнате охраны на другой стороне меня ждали Шарон, Виндсом и Врен Каин. Реджис, как я понял, находился дальше, присматривая за нашим пленником.
Шарон смотрел на меня с явным интересом. «Ах. Артур. Виндсом ввел нас в курс дела относительно твоего путешествия в Эфеот».
«Очень жаль молодого дракона», — сказал Врен, в его тоне не было ни капли печали. «Разумеется, ее клан получит за ее смерть больше, чем все вместе взятые семьи всех уничтоженных в битве лессеров, так что, полагаю, это не помешает».
Я проследил за взглядом Врена, ища смысл в темных глазах, наполовину скрытых под его жирной, свисающей гривой.
Должно быть, мое выражение лица выдало мои мысли, потому что Врен резко рассмеялся. «Шарон пригласил меня поговорить с василиском».
«Я не знал, что вы знакомы», — ответил я, глядя на дракона со шрамом.
«О да, мы с Шароном давно знакомы», — с притворной любезностью ответил Врен. «Он неплох… для Индрата».
Виндсом уставился на Врена, но Шарон лишь усмехнулся.
«В любом случае, я помогал драконам разобраться с Олудари, но с тех пор как ты ушел, он стал нарочито туповат». Врен скрестил руки, отчего его сгорбленная поза только усилилась. «Для предполагаемого гения он выглядит просто сумасшедшим идиотом».
Я обдумал это. Тот факт, что я ставил слово безумного василиска, у которого были все основания лгать и манипулировать мной, против повелителя всех асур — моего союзника, — не оставлял меня равнодушным. Но тогда я уже знал, что тоже не могу принимать ничего из сказанного Кэзессом за чистую монету. Каждый разговор с ним был похож на игру Распри Владык, за исключением того, что я не обязательно знал, какова цель игры. С Олудари все было гораздо яснее.
«Это прискорбно, но, тем не менее, я пришел поговорить с Олудари». Я встретился взглядом с потусторонними глазами Виндсома. «После этого, согласно моему соглашению с Кэзессом, ты волен доставить его обратно в Эфеот».
Виндсом безэмоционально ответил: «А я-то боялся, что ты будешь неделями, а то и месяцами ходить вокруг да около, как вы, лессеры, так любите делать. Я рад, что хоть раз ты поступил разумно, Артур».
Когда я не ответил ничего, кроме холодного взгляда, Шарон прочистил горло и жестом велел мне следовать за ним. Он провел нашу группу в саму тюрьму, которая была пуста, за исключением особой камеры, переделанной специально для василиска. Олудари был прикован к стене с вытянутыми в стороны руками, а на запястьях и лодыжках, а также на горле его сковывали наручники из тусклого металла, покрытые рунами. Когда он двигался, его штопорообразные рога ударялись о камень за его спиной.
Увидев меня через маленькое зарешеченное окошко своей камеры, он широко ухмыльнулся, его губы зашевелились, но я не расслышал слов, пока Шарон не послал импульс маны в дверь и не открыл ее.
«…чтобы спасти меня от скуки этих драконов», — говорил он, и первая половина его слов была неслышна в запертой камере. Улыбка сползла с лица, когда его яркие глаза впились в мои. «Ну что, человек? Пришел ли ты в себя? Меня вернут на родину и предложат защиту повелителя драконов?»
Заметив, что он бесцеремонно добавил защиту к своим требованиям, я шагнул в камеру и огляделся.
Реджис свернулся в клубок на твердом каменном полу. Его глаза лениво приоткрылись, когда я посмотрел на него, и он подмигнул. «В этом я согласен с василиском. Пожалуйста, избавь нас от скуки в обществе друг друга».
Олудари прищелкнул языком. «Мне казалось, что ты интереснее всех этих самовлюбленных асур. Жаль, что ты не разделяешь моих чувств».
‘Они позволили тебе остаться с ним в камере?’ — спросил я Реджиса, пытаясь понять, что он думает о последних днях.
‘Они не «разрешили» мне присутствовать на допросах’, — отозвался Реджис, старательно избегая смотреть на Виндсома и Шарона, стоявших позади меня. ‘Но они часто и громко жаловались на то, как неразумен и «безумен» Олудари’.
‘Ты не считаешь его безумным?’
‘Что-то вроде козла в огороде’, — беззаботно подумал Реджис.
# Прим. Пер. — Реджис использовал фразу fox in the henhouse, которая означает человека, не заслуживающего доверия, но поставленного в положение, пользующееся доверием, при котором он будет приносить вред, нанося ущерб или пагубно воздействовать ради своей личной выгоды.
Подойдя к прикованному Вритре, я окинул его взглядом, задержавшись на кандалах. «Я говорил с лордом Индратом, и он согласился разрешить тебе вернуться в Эфеот в качестве пленника. Но особенности этого возвращения — как долго ты пробудешь в нашем мире, являясь мишенью для своего Верховного Владыки, — я оставляю на свое усмотрение. Твое будущее зависит от того, насколько полно ты ответишь на мои вопросы, без всяких игр». Я сделал паузу, давая ему возможность осмыслить мои слова. «Я не забыл о своей предыдущей угрозе: предотвращение попадания тебя в руки Агроны по-прежнему является моей приоритетной задачей, и если будет разумнее убить тебя, чем отправить в Эфеот, я без колебаний сделаю это».
Виндсом поерзал за моей спиной, но Олудари был бесстрастен, ответив лишь понимающим кивком.
Я бы предпочел расспрашивать его дальше без присутствия Виндсома и Шарона, но я не дал им возможности отказаться, задав вопрос, поскольку уже знал их ответ.
Скрестив руки, я выпрямился и сделал вид, что обдумываю свои слова. Я знал, что хочу узнать, но выудить информацию из Олудари, не вызвав подозрений ни у него, ни у драконов, было делом тонким.
«Почему Агрона хочет захватить Эфеот?» — спросил я по прошествии нескольких долгих секунд. «Какова его цель во всем этом? Простая месть Кэзессу и другим великим кланам?»
Олудари слегка нахмурился, его глаза быстро пробежались по моим чертам. Казалось, он что-то обдумывает в своей голове. Наконец он сказал: «Хороший вопрос, зачем Верховному Владыке понадобился контроль над Эфеотом? Чтобы быть окруженным асурами других рас, многие из которых старше и сильнее его в магии? Возвращение на родину, я полагаю, было бы худшим кошмаром Агроны. Он не зря провел последние столетия, окружая себя лессерами и полукровками».
Он сделал паузу, его взгляд переместился на двух драконов позади меня. «Тот, кто сказал тебе это, возможно, пытается исказить твое представление об общей картине этого конфликта. То есть о более серьезном конфликте между Агроной и Индратом».
«Глупости», — усмехнулся Виндсом. «Конечно, Агрона пытается вернуться на нашу родину. Нет никакой другой причины вести войну против Эфеота так, как он это сделал. Все его усилия по насильственному захвату Дикатена были направлены на то, чтобы подготовить почву для более масштабного конфликта, как мы хорошо знаем».
Его тон был жестким, почти принужденным.
Подняв руку в знак молчания, я оглянулся через плечо. «Я бы хотел воздержаться от лишних комментариев. Мне нужно сосредоточиться». Приготовившись к потоку раздражителей, я активировал Королевский Гамбит.
В глазах Олудари я видел, как вокруг меня разрастается свет, собираясь и сливаясь, пока многоконечная корона чистого сияния не зависла прямо над моими волосами, превратив бледный блонд в яркий, сияющий белый цвет.
Складки его ноздрей побелели, когда он фыркнул, а зрачки, полностью сосредоточенные на сияющей короне, расширились на долю дюйма. Кожа вокруг глаз слегка сморщилась, когда он прищурился от света.
Воздух зашевелился, нагнетаясь через щель в камне, и несколько прядей неопрятных волос Олудари взметнулись. «Где-то в каменной кладке есть брешь». Мой голос казался пустым для моих собственных ушей, поскольку он был отфильтрован через улучшающие сознание аспекты Королевского Гамбита, и когда я произносил слова, и когда я слушал, как они вибрируют в воздухе.
За запахами пыли и камня, а также далекой флоры Звериных Полян Олудари источал металлический, озоновый жгучий аромат и слабый след нервного пота. От Шарона пахло старой кожей, маслом для клинков и свежей кровью, а белый Виндсом благоухал какими-то цветочными духами, которые не могли скрыть далекого, землистого аромата горы Геолус.
‘Уф, почему я вдруг почувствовал свой запах? И почему от меня пахнет серой и булочками с корицей?’ — подумал Реджис, слегка покачивая головой, когда мои мысли, усиленные божественной руной, свободно пронеслись между нами.
Позади себя я почувствовал, как Шарон повернулся и посмотрел на Виндсома, чьи брови нахмурились, а челюсть напряглась, когда он уставился мне в спину.
«Ты уже говорил, что Агрона пытается сконцентрировать силу. Что он что-то знает. Что это знание связано с многослойными измерениями, составляющими эту реальность. Ты сказал, что расскажешь мне все, что знаешь». Мои слова вонзились в него, как острие копья. «Если мое нынешнее понимание ошибочно, то исправь его».
Глаза Олудари словно… подрагивали, как будто он заставлял их встать на место, не позволяя им скользнуть мимо моего правого плеча к Шарону. «Конечно, ваше величество», — сказал он, стараясь придать своему голосу густое веселье, чтобы скрыть напряжение, сжимающее его горло и заставляющее его слова выходить с трудом. «Да, как я уже сказал, он стремится к власти. Не для того, чтобы стать военачальником и править Эфеотом, а чтобы поглотить все. Подобно мировому льву, он готов съесть даже свое потомство — жителей Алакрии — ради господства. Но только после того, как он очистит Дикатен и Эфеот».
Я сравнивал его слова и тон с тем, что и как он говорил раньше, вникая в смысл и тембр, чтобы отличить правду от лжи.
Реджис сел, и его глаза зашатались, став косыми. ‘Неа, не могу… О, это ужасно. Кажется, я сейчас лопну…’
Его разум отделился от моего, и между нами возник барьер. Я чувствовал края стены, трещины в ней и знал, что при необходимости смогу пробить ее, но не было никакой необходимости заставлять Реджиса участвовать в разговоре, даже если его точка зрения могла бы помочь расширить мою собственную.
Где-то вдалеке я почувствовал, что разум Сильви тоже защищается. Я приметил тот факт, что эффект божественной руны не распространяется на моих спутников.
«Как бы я ни хотел не быть жертвой подобного планетарного каннибализма», — продолжал Олудари. «Мне кажется крайне забавным, что ты с такой радостью держишь дракона за хвост, позволяя лорду Индрату тащить тебя, куда ему вздумается, учитывая, что его собственные преступления не менее велики, разве нет?»
«Следи за своим языком, Вритра», — огрызнулся Виндсом, угрожающе шагнув вперед, когда Олудари плохо отозвался о Кэзессе.
Я почувствовал желание нахмуриться, но пресек его прежде, чем оно успело проявиться. В голосе Виндсома чувствовалась повышенная напряженность, которая наводила на мысль… о заранее обдуманном ответе?
Читайте ранобэ Начало после конца на Ranobelib.ru
«Расскажи мне побольше об этих слоях», — сказал я Олудари, удерживая Виндсома на расстоянии быстрейшим взглядом через плечо.
Олудари провел языком по зубам, его пальцы напряглись, но он удержал их от подергивания. Физически он обладал высоким уровнем самоконтроля — способность, которая ранее не проявлялась, когда он находился в плену у Фантомов. Это свидетельствовало о глубоко укоренившемся страхе перед физической расправой или даже смертью. И хотя он был напряжен, в данный момент он не боялся за свою жизнь.
«Ты сам пришел из другого мира, верно?» — сказал он. «У тебя там другой вид магии… Ки, как мне сказали. Но ни один из других реинкарнированных не смог использовать Ки, когда попал в этот мир, потому что это другой тип магии, чем мана, требующий другой атмосферы и биологии».
Врен поправил позу, в результате чего изнутри его плаща раздался приглушенный звон, словно два звена цепи столкнулись друг с другом.
Олудари заговорил быстрее, погружаясь в рассказываемую им историю. «Другой мир. Совершенно иная структура магии. Представь себе. Жители Алакрии часто ограничиваются одним заклинанием и его вариативными формами, жители твоего континента — одним элементом маны. Мой же народ может управлять всеми четырьмя первоначальными элементами, но только через призму нашего собственного понимания, которое вы называете свойством распада. Драконы владеют маной в чистом виде и не спеша осваивают эфирные искусства, в то время как джинны писали эфиром, как будто открыли родной язык реальности».
Он издал потрясенный вздох, как будто только что сказал что-то глубокое. Я отметил про себя, что он говорит мне только то, что я уже знал, и тут же снова почувствовал зуд. Он был не в моем ядре, а полз по нити мысли, глубоко в складках моего мозга.
«Это те слои, о которых я говорил: мана, эфир, даже Ки. Возможно, существуют и другие виды магии».
Тон его голоса слегка изменился, а в глазах появилось прежнее выражение напряженного безразличия.
«Но, как бы то ни было, Агрона никогда не был доволен судьбой василисков. Почему мы должны эффективно использовать только искусства маны распада, когда у нас должно быть все».
Это объяснение не соответствовало его предыдущим высказываниям. Косвенное и, возможно, даже правдивое, но все же запутывающее.
«Вы долгое время враждовали с Кэзессом. Ты знаешь, что случилось с джиннами. Скажи мне, какова, по-твоему, главная цель Кэзесса?»
Было слышно, как нахмурился Виндсом. «Артур, это неподходящий вопрос…»
Олудари с весельем фыркнул, перебив Виндсома. «Очевидно, он играет в Царя Горы».
«Этот василиск пытается сбить тебя с толку и настроить против лорда Индрата», — поспешно сказал Виндсом. «Я бы рекомендовал тебе больше с ним не общаться».
На этот раз я был более уверен. Может, его слова и не были написаны по сценарию, но они были заранее продуманы.
Несколько запутанных нитей мыслей обвились вокруг друг друга, и каждая из них усиливала зуд, похожий на жука, который жужжал в моем ядре и проникал в разум. Зуд отражался от каждой одновременной мысли, сам по себе не более чем легкий раздражитель, но чем дольше я использовал Королевский Гамбит и чем больше одновременных нитей мысли активировал, тем интенсивнее становилось ощущение.
Шарон прочистил горло и положил руку мне на плечо. «Артур, возможно, нам стоит сделать перерыв. Ты выглядишь… напряженным».
Должно быть, какой-то признак растущего раздражения просочился в мое выражение лица. Я подавил те участки своего мозга, которые отвечают за целенаправленные и подсознательные движения лица и тела, заставляя пульс замедлиться, выражение лица смягчиться, а каждый вздох — быть спокойным и ровным.
«Виндсом, почему ты подарил Элли медведя-хранителя?» — неожиданно спросил я, следуя за новой нитью, пока продолжал удерживать остальные.
Он заколебался, его дыхание изменилось. Я повернул голову на несколько градусов, настраивая ухо так, чтобы лучше слышать микроизменения его дыхания, которые обычно заглушаются всем остальным.
«Я пытался сделать так, чтобы тебе было удобно, чтобы ты оставил свою семью. Даже тогда я знал, насколько ты заботлив. Достаточно, чтобы отказаться от обучения в Эфеоте, если бы ты слишком беспокоился о своей семье».
Честный ответ, как мне показалось, но он должен был сначала решить, насколько правдивым он будет.
«Что Кэзесс будет делать с Олудари, когда тот вернется в Эфеот?» — быстро продолжил я.
Я услышал его ответ, но не стал беспокоиться о самих словах, а прислушался к тону, к интонации. Но я сосредоточился не на Виндсоме, а на том, чтобы оценить интенсивность интереса Шарона, когда мы сменили тему.
Я ждал, позволяя тишине затянуться до предела, наблюдая и слушая все, что делали три асуры, и даже записывая микродвижения Реджиса.
Впервые что-то нарушило мою концентрацию, и мысли запутались: теперь зуд был сильнее, словно муравьиный рой грыз меня изнутри.
Но я был уверен: Шарон заключил какую-то сделку с Олудари. Ответы Вритры были специально составлены так, чтобы затушевать некоторые факты. Его вернут на Эфеот и вознаградят так, как бы я не смог.
Переключившись, чтобы успеть затронуть другую важную тему до того, как я перестану поддерживать божественную руну в активном состоянии, я спросил.
«Наследие… раньше ты предполагал, что она не оружие, а инструмент. Сесилия — ключ к тому, чтобы Агрона поглощал ману непосредственно от других Владык, но не только это. Он стремится открыть для себя новые силы. Скажи мне, переживет ли она этот процесс?»
На лице Олудари заиграла лукавая улыбка. «Ты спрашиваешь о реинкарнировавшей или о сосуде?»
«Ты был внимателен. Ты считаешь себя умным, а значит, предусмотрел худшее». Я подавил дрожь и с трудом удержался от того, чтобы не почесать грудину. «Как бы ты боролся с Наследием, если бы она пришла за тобой?»
Олудари приподнял одну бровь, его рот слегка приоткрылся от удивления. Он задумался на несколько мгновений, но его глаза не отрывались от моих. «Полное господство над маной. У нее нет ядра, поэтому все ее тело взаимодействует с маной. И она невероятно чувствительна к мане… что, как мне кажется, может быть обращено против нее. Она не слишком изобретательна, поэтому не использует свои сильные стороны в полной мере, а также слаба психически. Если кто-то перегрузит ее чувства, заставит ее наступить на свою собственную ногу, отправит ее в бегство, она не сможет быстро оправиться».
Пока Олудари говорил, новая нить мыслей оборвалась, оформившись в идею, зарождающуюся и опасную, но неудержимую.
Мне нужно было проникнуть в четвертый камень ключ, чтобы разгадать его и получить аспект Судьбы, но если то, что сказал Мордейн, было правдой, я мог оказаться в ловушке на неизвестное время. Агрона постоянно опережал меня на несколько шагов, и я понятия не имел, сколько шпионов у него может быть в Дикатене. Я не мог просто уповать на то, что мое отсутствие останется незамеченным, и должен был признать, что использование четвертого ключа — опасный момент для Дикатена. Учитывая, что Сесилия уже находится на наших берегах, преследуя неизвестную цель, было бы верхом глупости не подготовиться.
Но я мог одновременно защититься от вторжения, направленного на меня или Дикатен, пока я был уязвим, и в то же время обеспечить нейтрализацию Сесилии, хотя бы временную.
Я задал пару вопросов, стараясь не выдать себя ни Олудари, ни драконам, но быстро перестал сопротивляться зуду, который проявлялся в виде тысяч жучков, ползающих по моей коже и усиливающихся от каждого слоя моих сплетенных мыслей.
Закончив, я молча повернулся и пронесся мимо драконов и Врена, покинув камеру и пройдя по коридору дальше. Только тогда я развеял свой Королевский Гамбит, когда никто не увидел бы, как омрачилось мое лицо и как холодный пот выступил на лбу.
Я почувствовал, как разум Реджиса возвращается, осторожно прикасается к моему собственному, а затем снова отшатывается. ‘Эй, шеф, с тобой все будет в порядке?’
‘Я в порядке’, — ответил я, преодолевая последствия воздействия божественной руны. К тому моменту, когда я добрался до входа в тюрьму, то, по крайней мере, смог говорить без запинки, остановился и подождал, пока остальные догонят меня.
«Пустая трата времени», — просто сказал Виндсом, когда присоединился ко мне в камере внешней охраны.
«К сожалению, я вынужден согласиться», — добавил Шарон, внешне огорченный. «Я надеялся, что ты сможешь добиться от него большего, когда активировал это… заклинание?»
Он сделал паузу, вопросительно глядя на меня.
Я почти честно ответил, слова были на кончике языка, но я их проглотил. Вместо этого я сказал только: «Я удовлетворен. Кэзесс ждет его, и я бы хотел, чтобы Вритра убрался из Дикатена как можно скорее… на самом деле, прямо сейчас. Нет причин склонять Агрону к попыткам вернуть его, несмотря на мою прежнюю угрозу».
«Согласен», — сказал Виндсом и посмотрел на Шарона в поисках подтверждения. Дракон со шрамом кивнул в знак согласия.
Врен, который внимательно слушал все мои расспросы, особенно когда разговор зашел о Наследии, встал рядом со мной. «Мне нужно вернуться в Вилдориал. Ты тоже туда направишься?»
В столице Дарва мне нужно было переговорить с несколькими людьми, но больше всего я хотел проведать Элли и маму. «Да», — согласился я.
«Мы восстановили некоторые функции этой крепости», — сказал Шарон, стоя у меня за спиной. «В том числе устройства телепортации, которые, к счастью, не были полностью уничтожены во время предыдущих боев. Ваджракор также счел нужным перенести одну из телепортационных рам дальнего действия из западного Дарва в Вилдориал, чтобы мы могли быстрее перемещаться между стратегически важными пунктами».
«Я понимаю, что это удобно, но это большой риск», — заметил я.
«Были приняты все меры предосторожности, чтобы обеспечить безопасность города и его жителей», — заверил меня Шарон.
Я кивнул, признавая, что решение принимали дварфы. Я не был их правителем.
Он продолжал рассказывать об изменениях в инфраструктуре крупнейшего из городов Дикатена, пока я шел по восстановленным коридорам к камере телепортации. Несмотря на то, что они держали артефакты деактивированными, когда они не использовались, за комнатой все еще был закреплен один дракон, но он отошел в сторону при нашем приближении. Виндсом и Шарон остановились у входа в камеру, когда мы с Вреном вошли в широкие двери.
Воспоминания захлестнули мой усталый разум, и неприятное, но безымянное чувство сжало мой живот, словно кулак, и скрутило его. Словно переживая все заново, я видел, как раненые солдаты хромали или их тащили из комнаты, а я искал лицо за лицом, разыскивая Рогов Близнецов и Тессию. Тессия вернулась, а вот старый друг моих родителей, Адам, оказался менее удачливым.
«Артур?» — спросил Врен, едва не врезавшись в меня сзади. Я замер, не понимая этого.
«Все в порядке», — пробормотал я, испытывая сильное чувство дежа вю, когда оказался лицом к лицу с Шароном. «Скоро ты мне понадобишься для координации одной крупной операции, но мне нужно время, чтобы продумать все детали. Ты будешь здесь или в Этистине?»
Шарон оглядел замок. «Я решил остаться здесь и сделать его нашей оперативной базой на данный момент. Он находится недалеко от разлома, а система телепортации позволяет нам мгновенно добраться до большей части вашего континента».
Кивнув, я быстро объяснил, что узнал о присутствии Сесилии, опустив все, что касалось Мордейна и фениксов, и представив все так, будто Чхоль по моему приказу проводил разведку, когда на него напали, и я узнал все от него.
Виндсом нахмурился, слушая мои объяснения, но оставил свои мысли при себе.
Шарон, напротив, следил за каждым словом. «Тогда это объясняет место их битвы. Я позабочусь о том, чтобы усилить охрану разлома, хотя она никак не сможет его обнаружить, если это действительно их цель».
Я рассказал о том, за чем нужно следить, и несколько подробностей о своей предыдущей битве с Сесилией, после чего мы с Вреном попрощались с остальными, активировали телепортационный портал и направились в Вилдориал.
Континент пронесся вокруг нас как в тумане, когда мы почти мгновенно перенеслись из восточных Звериных Полян в самое сердце Дарва.
Более дюжины вооруженных и закованных в броню дворфов и дракон в человекоподобной форме охраняли портал с той стороны. Когда мы переступили порог, они на мгновение вскочили, но все быстро узнали Врена и меня, и нас пропустили без проблем.
«Когда мы можем ожидать, что ты придешь ознакомиться с ходом нашего эксперимента?» — спросил Врен, остановившись там, где наши пути расходились.
«Скоро», — ответил я, оглядываясь на ворота Института Эрзборн. «Как скоро вы сможете запустить в производство готовые к бою прототипы?»
Брови титана приподнялись за его нечесаной челкой. «Прототипы уже есть, но каждый из них индивидуален, как и…»
Он подозрительно огляделся по сторонам.
«Владельцы», — медленно закончил он. «Потребуется время, чтобы стабилизировать дополнительные единицы».
Я почувствовал, как моя челюсть сжимается и разжимается, пока я обдумывал свой ответ. «Я могу дать вам две недели».
Его глаза расширились, и он посмотрел вниз, как будто увидел сквозь камень свой проект, расположенный далеко под Вилдориалом в самых глубоких туннелях, где посторонние глаза не могли бы случайно наткнуться на него. «Времени едва хватает, чтобы найти новых пользователей, а уж тем более обучить и разработать…»
«Нам нужно столько, сколько вы сможете подготовить», — сказал я, протягивая руку для рукопожатия.
Вместо того чтобы взять мою руку, он протянул что-то, что прятал за боком, и я отдернул руку, словно обжегшись, и уставился на предмет.
«Подчиненные Шарона нашли его среди обломков. Когда они поняли, что он сделан асурой, то собрали все осколки».
В его руке свободно болталась рукоять Баллады Рассвета. От голубого клинка осталось около дюйма, серый и зазубренный край. «Это была не самая лучшая вещь, которую я когда-либо делал, но я подумал, что она может тебе пригодиться».
Я осторожно взял рукоять, перевернул ее и посмотрел на нее, испытывая головокружительное ощущение, будто сон внезапно проявился в реальном мире.
Затем Врен протянул небольшую коробочку. Когда я взял и ее, он открыл крышку и, показав внутри серые осколки: то, что осталось от клинка.
В уголках его рта появился намек на кривую улыбку. «Я знаю, какими сентиментальными вы, люди, можете быть».
«Спасибо, Врен», — просто ответил я, глядя на Балладу Рассвета, или, по крайней мере, на то, что от нее осталось.
Он пожал плечами и отвернулся. «Приходи к нам поскорее. Нам нужно обсудить довольно много вещей, если ты хочешь, чтобы это произошло в течение двух недель».
Когда я оторвал взгляд от его подарка, чтобы что-то сказать, он уже исчез в плотном потоке транспорта, движущегося по шоссе, которое огибало край огромной пещеры.
Ноги сами понесли меня вслепую через ворота института и по его коридорам, пока я не добрался до двери моей матери. Когда я поднял руку, чтобы постучать, дверь приоткрылась, и за ней появилось полное надежды лицо Элис.
Она выглядела застигнутой врасплох, как будто искала меня, но не ожидала, что я действительно приду. Я видел тяжесть тысячи слов, висящих на кончике ее языка, и практически представлял, как она будет ругать меня за состояние Элли, когда она вернулась в последний раз, да еще и с одним Чхолем.
Но так же быстро напряжение и разочарование улетучились, сменившись материнской теплотой и грустной радостью. Она тепло улыбнулась мне. «Добро пожаловать домой».
***
Мама фыркнула, когда Элли пересказала один из своих многочисленных разговоров с Гидеоном, и смущенно прикрыла рот рукой.
Элли разразилась смехом, а затем нарочито подражала маминому случайному фырканью. Мама запустила ей в голову кусок хлеба, но Элли поймала его в воздухе и откусила большой кусок, выглядя при этом чрезвычайно довольной собой. Последующий смех длился долго и был похож на мочалку, очищающую мой дух изнутри.
«Итак, Элли, я тут подумала», — сказала мама, и моя сестра напряглась, несомненно, ожидая какого-то неожиданного вопроса. «У тебя никогда не было нормальной жизни, с тех пор как тебе исполнилось всего несколько лет. Когда твой старший брат спасет мир и все вернется на круги своя… что бы это ни было на самом деле… как ты думаешь, что ты будешь делать?»
«Стану домохозяйкой», — заявила Элли, не теряя ни секунды.
Мы с мамой несколько раз молча моргнули, пытаясь переварить эту информацию. Бу, который не мог поместиться на кухне и ревниво наблюдал через дверь за Реджисом, пока мой спутник поглощал тарелку с остатками еды, повернул голову почти на бок и бросил на Элли испытующий взгляд.
Элли хихикнула и яростно покачала головой. «О, да шучу я! Боже. Нет, я думаю…»
Она заколебалась, ее взгляд стал рассеянным, а затем легкая улыбка приподняла уголки ее губ.
«Думаю, мне бы хотелось стать инструктором по искусствам маны. В Академии Ланселера или даже в Ксайрусе. Это было бы… что-то вроде возвращения домой, понимаешь?»
Мы еще долго болтали, придумывая все более глупые сценарии того, чем бы мы все хотели заняться, когда долгая война наконец закончится и Дикатен окажется в безопасности. Мама хотела написать книгу о моих подвигах, утверждая, что станет богатой пожилой вдовой, пользуясь моей славой, а я уверял их обоих, что уйду на пенсию, займусь выращиванием картофеля и изобрету картофель фри.
И все же на протяжении всего ужина и разговора мои мысли не покидали Баллада Рассвета, разговор с Олудари и основы плана, который начал формироваться в моей голове.
Когда светская беседа закончилась, наступила уютная тишина. В этой тишине я извлек остатки меча из своей руны измерения и положил их на стол. Мама и Элли с любопытством наблюдали за происходящим. Мама первой узнала рукоять и посмотрела на меня с тихим удивлением.
Я улыбнулся ей, открывая коробку и высыпал серые обломки клинка рядом с рукояткой.
Реджис приподнял голову, чтобы заглянуть через край стола. «О, ты собираешься использовать Ароа, чтобы починить его? Знаешь, я втайне надеялся, что это произойдет».
Довольно улыбаясь, я смахнул обломки клинка обратно в коробку, поставил ее на стол и положил сверху рукоять. «Нет».
Сломанный клинок, как я понял, стал для меня поворотным моментом. До этой битвы я всегда выходил победителем. Моя вера в неизбежность победы была такой же твердой, как если бы я увидел ее в видении. Все мои тренировки, все мои поиски силы, чтобы защитить тех, кого я любил, — все это рухнуло, разбившись вдребезги вместе с лазурным клинком Баллады Рассвета.
Починка клинка не отменила бы ни моего поражения, ни длинной череды последствий, определивших мир, в котором мы теперь живем. Я перевел взгляд с мамы на Элли, после чего на стену, где висел нарисованный углем рисунок моего отца. Мамины глаза проследили за моими, и ее рука потянулась к моей руке.
Элли издала усталый вздох, который прозвучал слишком старо для нее. «Я не могу дождаться, когда закончится эта дурацкая война. Отстроим наши дома, будем жить мирно, где самая большая проблема — это то, какую одежду надеть на свидание…»
Я приподнял бровь, серьезно глядя на нее. «Несмотря на то что я предпочел бы сразиться с двадцатью Фантомами со скованными за спиной руками, чем смотреть, как ты готовишься к свиданию, я обещаю, Эл… я сделаю все возможное, чтобы это будущее наступило».
«Но для этого мне снова понадобится твоя помощь. И это будет опасно».
