Епископ не ответил.
Всё, что он делал, это несколько раз осмотрел появившегося гостя.
В то же время единственное, что было слышно, это голос аукциониста.
— Первый лот — авторучка с прекрасным пером. Разумеется, перо это останки одного из наипрекраснейших зверолюдей.
Голос был достаточно громким, чтобы нарушить тишину на первой террасе.
— Сколько ты хочешь?
В конце концов, раздался новый сухой голос. Слуга можно сказать с высокомерием начал обсуждение сделки. Но в то же время это было знаком, что на самом деле он являлся епископом.
Помимо своего вопроса он больше ничего не сказал.
Кто ты? Или, у тебя действительно есть товар? Подобного рода вопросы были бессмысленны.
Для епископа, который на протяжении всей своей жизни испытал практически всё, что мог, единственной вещью, имевшей значение, была одна строчка в приглашении Кэйла.
[Вы хотите получить божественный предмет?]
Предложение, которое было под ним, лишь придавало достоверность этих слов.
[Я владею Ликованием Ночи, которое Папа скрыл ото всех. Купи его у меня.]
Епископ знал, что покойный Папа был жадным человеком. Именно по этой причине он принёс в жертву Ликование Ночи.
Он также знал, что у Папы есть тайное место, где он хранит все эти сокровища.
Но могло ли быть так, что божественный предмет также находился в том месте?
Епископ хотел стать следующим Папой.
Он просто ждал подходящего момента, чтобы захватить этот пост.
Размышляя об этом, он продолжал смотреть на человека в белой маске.
Тот человек ещё не ответил на вопрос, сколько он хочет за этот предмет.
— Говорят, Ликование Ночи становится ещё ярче, когда соприкасается с мёртвой маной. Такая реакция отличается от того, как реагируют обычные предметы при контакте с мёртвой маной.
Епископ вздохнул и ответил человеку в маске, который нёс чушь.
— В чём дело? Ты хочешь взять своё Ликование Ночи и поэкспериментировать с поддельным в храме?
Епископ слышал, как человек в маске насмехается над ним.
Кэйл покачал головой, глядя на епископа.
— Старик, какой у тебя ужасный характер.
— Этого не избежать, когда становишься старше.
Жрец перед ним дёрнулся, но всё же не обернулся, продолжая спокойно стоять, делая вид, что не замечает епископа в одежде слуги и незваного гостя.
— Сколько ты хочешь?
Епископ снова спросил цену.
В этот момент перед его глазами возникло Ликование Ночи.
— Полагаю, вы не подозреваете, что я шпион Империи?
Епископ прямо ответил на вопрос человека в маске.
— Шпион ты или нет, тот факт, что ты торговец, пытающийся продать мне товар, не меняется.
«Этот парень довольно умён».
Так оно и было на самом деле. Являлся ли он шпионом Империи или нет, епископа больше заботил шанс вернуть Ликование Ночи и купить божественный предмет.
Кэйлу понравился этот человек. Однако это не значило, что он не исправит ошибку в заявлении епископа.
Торговец. Кэйл не был торговцем.
На самом деле, он был охотником.
И сейчас он забрасывал приманку, чтобы заманить добычу перед собой в ловушку.
Первой приманкой был божественный предмет.
Епископ несомненно купит Ликование Ночи, чтобы заполучить в свои руки божественный предмет.
Ему нужен был способ остаться на связи с Кэйлом.
Наконец, Кэйл заговорил о сделке.
— Сколько?
— Что? Хоо!
Епископ недоверчиво усмехнулся.
Парень, стоявший перед ним, говорил ему назначить стартовую цену.
Однако, епископу это даже понравилось.
Почему?
Потому, что этот торговец знал, кто был главным.
Человек в маске отчётливо понимал, что контролирует этот разговор. Вот почему он пытался надавить на епископа. Епископу нравились такие умные люди.
Читайте ранобэ Отброс графской семьи на Ranobelib.ru
С ними было легче договориться. Рациональные люди лучше всех оценивали свои силы.
— Пять.
Для начала епископ предложил пять миллиардов.
Это была разумная цена за Ликование Ночи. А также таковой была её цена, когда её нашли.
Если учесть, как давно она была найдена, это уже и так была астрономическая цена.
Однако Кэйл был жесток.
— Сколько?
Епископ не колеблясь ответил.
— Шесть.
Эти двое участвовали в собственном аукционе.
— Сколько?
— Семь.
Из-за террасы доносился голос аукциониста.
— Отлично, у нас есть ставка в триста миллионов фунтов! Другие предложения? Ах! У нас ещё одна тысяча фунтов!
Кэйл снова спросил.
— Сколько?
Жрец, казалось, начал беспокоиться из-за слова, которое Кэйл повторял снова и снова. Каждый раз, когда они раздавались, его тело вздрагивало.
— Восемь.
Жрец ахнул, услышав очередной ответ епископа.
И епископ, и незваный гость не давали ему спокойно вздохнуть.
— Сколько?
Епископ заметил, что человеку перед ним становилось скучно.
— Десять.
Десять миллиардов фунтов. Цена достигла точки, где была вдвое выше изначальной ценности. Однако епископ кое-что понимал, глядя в глаза человека в маске.
«И всё же этого недостаточно?»
И прежде чем Кэйл вновь повторил вопрос, Епископ сказал.
— Пятнадцать.
Теперь он оценивал Ликование Ночи как цену за божественный предмет и положение Папы.
Затем он добавил:
— Но сегодня я не смогу дать тебе больше десяти миллиардов фунтов.
— Сколько?
— Хоо, — епископ не смог сдержать вздоха, уставившись на человека в маске. — Это единственное слово которое ты знаешь? Ты должен уважать старших. Ах ты, сопляк.
Хотя слова прозвучали так, словно епископ бранил гостя, его тон был мягким. На самом деле, это даже звучало немного ласково, но Кэйл был не из тех, кого можно обмануть таким способом.
Кэйл устал говорить и просто посмотрел так, будто спрашивал:
«Сколько?»
Епископ поднял руки, словно признавая поражение, и ответил.
— Двадцать.
— Хаах,
Они слышали, как жрец перед ними вздохнул. Казалось, он был шокирован ценой.
— Это максимум.
Епископ устало покачал головой.
Этим он пытался сказать Кэйлу, что говорит правду. Однако было кое-что, чему Кэйл научился, будучи Ким Нок Су.
«Ударь коррумпированных людей ещё раз».
Руководитель группы, который научил его всему, что касалось работы, дал ему этот совет прямо перед тем, как передал должность руководителя группы.
Это был очень разумный совет.
— Сколько?
— Ты сукин сын.
А теперь епископ начал ругаться.
Кэйл не обратил на это внимания, поскольку он уже слышал все виды ругательств, направленных в его сторону, когда ещё был Ким Нок Су. Коррумпированные лица всегда прибегали к ругательствам, когда их загоняли в угол.
